– Молодой господин? – голос госпожи Элнары заставил меня вздрогнуть, и я улыбнулся, чтобы как-то скрасить то, что отразилось на моём лице, и сделал шаг вправо:
– Действительно располагает задуматься, – сказал я, поймав при этом уголками губ солёную капельку с щеки, решил, что уж это всяко чересчур, и определился с планами, – пойду умоюсь.
И я ушел в ванную, чувствуя себя очень глупо.
Внутри ванной комнаты оказалось довольно просторно. Хотя если точнее сказать, меня, привыкшему к тому моменту входить в подобные помещения только боком и предварительно втянув живот, размеры любой ванной, где можно свободно раскинуть руки, шокировали.
– Госпожа Элнара, – позвал я, подойдя к раковине, – а что это за штучка здесь рядом с зубной щёткой?
– Нужна, чтобы подпиливать клыки, – донеслось из комнат, – иначе механоиды при разговоре с ним чувствуют себя неуютно.
– Интересно, почему бы, – почти искренне удивился я и, гадая какой тут лимит на потребление воды, повернул кран.
Вдоль по довольно необычному, устроенному в виде металлического желоба, смесителю славная, чистая, будто перламутром подкрашенная вода устремилась в объятия раковины, выполненной в тёмном камне, чьего названия я не знал и чьи узоры решил не рассматривать, хотя капли на идеальные полированные стенки ложились красиво, будто становясь тонким дополнением естественной красоты горной породы.
Я почувствовал слабое головокружение и дурноту, сразу же списав их на голод. Моё внимание приковала к себе одна из бусин воды, отскочившая от струи и теперь медленно сползающая вниз. Она казалось какой-то неправильной, словно бы больной, при взгляде на неё я не мог отделаться от чувства неуюта, беззащитности, какие сопровождают дебют лихорадки, это чувство, когда только заболеваешь, я…
Холодные капли дождя падали с высоких грозовых туч. Они разбивались о ещё тёплую от настойчивого солнца твердь и разлетались в сиреневых сумерках несмелой россыпью самоцветов, чей удел – мгновение. Холодные, властные, полные, они скользили по её коже, стекали по шее и ниже – между грудей, скользили от ставших упругими сосков вниз, а новые – ласкали её губы, целовали её веки.
Я был дождём, я обнимал её, уставшую от зноя, я собирался в каждом углублении, я чувствовал, как трепетно её пальцы касались меня, как кожа становилась всё чувствительней, всё отзывчивей. Я целовал её волосы, запутавшись в них навек, потерявшись в этих скользящих по поверхности собравшейся воды путеводных нитях. Я скользил вместе с её пальцами там, на самой кромке белой кожи – по животу, лобку и ниже, глубже.
Она выгнулась, подобрав стыдливо ноги, в сиянии неловко поднятых брызг, блеснувших в затухающем сиянии уходящего дня, но поздно, поздно, я внутри, она почти беспомощна, так желанна и так доверчива ко мне. Каждая клеточка, каждая бесконечно малая часть её тела соприкасалась со мной, а я всё падал, падал с тёмных небес, чтобы слиться с ней воедино. Быстрее, полнее и ближе. Точнее, в абсолютном и неразделимом отныне и вовек единении с её рукой, в уголках губ и тонкой струйкой вниз – от меня она пьянела и смеялась от бесконечного, как первый робкий снег, как холодное счастье пути домой.
…Я вздрогнул. Отошел от раковины, не понимая, что со мной случилось и почему. Такое видение вполне могло стать результатом грубого вмешательства Храма в мой ликрообмен, но ведь я так ни разу и не коснулся ни единой ликровой заводи здесь. Или всё от переутомления, от отчаянья, в котором я находился, от жуткого, гнусного, мерзкого понимания того, что гибель Зимы – это даже не моя потеря, я никакого отношения не имею и не имел к этой женщине, я…
Пятясь, я вышел назад в спальню, будто в ванне жил кто-то страшный и чужой. Как голем-гом из-под кровати или из шкафа, или старичок-скрежет, он задаст тебе вопрос, и ты умрёшь, когда дашь на него третий ответ.
– Я очень рад, что ты почтил меня своим вниманием, юноша.
Вскрикнув, я обернулся на звук голоса и увидел перед собой мастера Конструктора во всей его средненькой красе. Он смотрел на меня с суровой иронией, чуть наклонив голову и вложив руки в карманы. Мне появление этого демона не понравилось. И безопасность. Ею пахли его руки, она мне не нравилась. Вернув собственной осанке какое-никакое достоинство, я вложил руки в карманы (но не «тоже» вложил, а просто вложил, потому что, вообще-то, я сам люблю так делать) и сообщил создателю мира:
– Взаимно.
– Сядь, пожалуйста, – демон указал на стул таким тоном, будто я уже раздражал его и утомил.
Читать дальше