Нелл Уайт-Смит - Демонология и я. Сны Зимы

Я предпринял этим ужасный, но необходимый шаг, каким его описывают в бульварных романах – в ликровых венах голема наверняка содержались те самые дорогущие присадки против затвердения ликры, и этот ликрообмен мог спасти мне жизнь.

Да, Дракон мог стать моим другом, но он умер, и теперь я должен выбирать: сохранить уважение к его смерти или к своей жизни. Признав себя отвратительным существом, я выбрал второе.

– Прости, старина…

«Тебе жить надоело? Куда ты сбежал?!» – донеслось через ликровую связь до моих ушей.

С ужасом вздыбив шерсть и заорав, я отпрянул. Посмотрел округлившимися глазами на недвижимое тело голема. Но дальше бояться оказалось слишком холодно, и я снова соединил наши клапаны.

«Я думал, ты подох!», – произнёс я по ликре, чувствуя, как вливается в меня сила драконьих присадок.

«Я на диагностике».

«Я твой призрак видел! Ты вообще понимаешь, что чуть до смерти меня не напугал!»

«Я на диагностике».

«Так выбирайся с неё – ты видишь, что происходит!? У моей любимой женщины драма, а я ней не участвую!», – выпалил подбадриваемый чужой ликрой я.

«Из-за иглы я на принудительной диагностике, – донёс наконец до меня информацию Дракон. Я поднял глаза наверх, увидев иглу, совсем недавно использованную демоном, чтобы обездвижить Дракона. Нужно вытащить, – карабкайся на место всадника, дотянись до неё, а потом – закрепись и останься. Там есть клапаны и средства фиксации».

От ликры Дракона мне действительно стало лучше. И потому, выдохнув и перетерпев приступ нежной заботы о себе, я нашел силы начать забираться на голема. Ледяной металл показался мне холоднее снега, вода, стекшая по его шкуре, превратилась в наледь. К счастью, та крошилась в узорчатой скани, что, правда, оказалось небольшим подспорьем, поскольку когти у меня всё равно соскальзывали.

Однако всё же следовало признать: я нуждался в точке обзора, месте для анализа ситуации. И ещё так Дракон смог бы меня нормально защищать, когда я вытащу иглу.

– Мир умрёт в полнолунье.

Я позорнейше съехал вниз. Оглянулся за Зиму. Она стояла, закрыв руками лицо в каком-то отстранённом, почти ритуальном жесте. Вокруг неё буквально кипел бой из нескольких немного поддергивающихся и не вполне четких, но двигавшихся синхронно Ювелиров и пяти или шести Теней. Они, издевательски хохоча, умирали от точно наносимых демоном в единственное светлое пятно их тел уколов. Но оставшиеся тут же создавали себе замены, а снег, лёд и линия берега под ними изменялись, словно кто-то выкапывал землю вглубь. Я как-то вяленько осознал, что если Ювелир споткнётся в любом из тех пяти мест, куда он последовательно и очень быстро перемещался, создавая занятный и крайне полезный эффект одновременного присутствия, то и мне, и Зиме придёт крышка, смерть, забвение и срок уплаты по всем долгам.

– Когда придёт время, – продолжала говорить Зима, чью тонкую мстительность за чью-то чужую обиду я готов был полностью принять и разделить, но понять не мог из-за недостатка данных, – и Машинам Творения нужно будет делать шаг вперёд, я уже не приду в Храм и не буду смотреть на шаг мира. И тогда умрёт Часовщик, и никто больше не благословит Машины.

Я снова рванул наверх («рванул» с поправкой на замерзающую ликру, на ходящие ходуном от дрожи лапы, прикушенный язык и прочие прелести). Я рванул вверх, как только мог и… взобрался на спину Дракона.

Впереди, там, где раньше лежало озеро, теперь бурлило тёмное море. Не вода, но какая-то жуткая субстанция, словно намагниченная черная жидкость, откуда возникали и быстро втягивались назад острые холмы, похожие порой больше на иглы, а иногда – на настоящие горы в миниатюре. Вот почему вокруг Зимы находилось так мало Теней – остальные превращали мир в… это!

– Если Холодного Дома не станет… – крикнул Зиме Ювелир, не закончив. Она поняла его.

А я, выпучив глаза от усердия и ужаса, устроил поудобнее попу, растопырил когти, чтобы не свалиться опять мордой вниз в снег, и дотянулся до иглы. Та оказалась тоже узорчатой – словно бы у неё внутри выточена ещё одна, и так несколько раз. Такая красивая вещь… ужасно дорогая как пить дать. Уж всяко дороже моей шкуры.

Когда я зацепил иглу когтем и попытался вытащить, она сначала поддалась и пошла хорошо, а потом, само собой, застряла, и, сломавшись при первом же усилии с моей стороны, раскрошилась прямо в механизмах Дракона, заклинив, наверное, всё, что могла.

Меня ударило в спину потоком холодного ветра, как в тот день, когда я впервые увидел Зиму, и я, скосив из неудобной позы глаза, посмотрел на свою возлюбленную.