Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

– Ну как? – жадно спросила Нить. – Что видел?

Минотавр стоял на том же месте, где его застиг Огневик, но теперь это создание медленно отплывало прочь, прервав видения. Он злился на примарку за то, что играючи напустила на него Огневика, и сожалел, что не удалось увидеть в действии творение неведомых демиургов, взявшихся за небывалое – перестроить собственное светило в сверхновую. Что по сравнению с этим терраформовка какого-то там планетоида? Не больше, если не меньше, чем игра отпрыска в кубики по сравнению с преображением Венеры.

– Пошли, – взрыкнул Минотавр. – И больше так не делай. Иначе башку откушу.

Нить хихикнула.

Минотавр понял – они добрались до места, где предстоит пустить в ход атомную мину. Это оказался полигон, оборудованный для эхозондирования, такие раскиданы по Венере еще со времен составления подробнейших карт ее недр. Главное его отличие от сотен подобных – архаичный метод зондажа путем детонирования ядерного заряда. Мало того что такой способ не являлся эффективным, но здесь, в горах Урановой Голоконды, он вполне мог активировать блуждающий подземный атомный котел, и тот бы многократно усилил выброс радиоактивных газов и превратил местность в пылающее озеро.

Зондажный шурф выделялся, как и полагалось, выступом герметизирующего люка с громоздким гидравлическим замком. Вид шурфа изрядно потрепанный, похоже, он пережил с десяток подземных детонаций. Звездчатые выбросы из-под люка тянулись на сотни шагов, стоило на них наступить, как они хрустели, прогибались, казалось, под ногами не твердая поверхность, а болотистая субстанция. Минотавр шел с осторожностью, опасаясь провалиться в одну из каверн, а Нить, не дожидаясь его, возилась с крышкой. Когда он подошел, все оказалось готово принять цилиндр мины – люк сдвинут, бездонное отверстие зрачком уставилось в зенит. Минотавр, несколько замешкав, прежде чем расстаться с ношей, вдруг сообразил, что это глаз и есть. Ведь если посмотреть на местность с высоты, то впереди высится широкий бугор глазницы, дальше еще одна возвышенность – лоб, справа выпирает гребень примарского дыхала, а из остальных складок возникает лицо примара.

– Ну, что же ты? – Нить притопнула от нетерпения. – Давай!

Минотавр ослабил хватку, и стальной цилиндр скользнул в отверстие. Но не успел он и дух перевести, как Нить вскочила на край шурфа, села, свесив ноги, оттолкнулась руками и исчезла вслед за миной. Минотавр ошалел. Такого безумия он не ожидал. Перегнувшись через край, Минотавр попытался что-либо рассмотреть, но шурф словно заполнялся вязкой субстанцией, он даже рукой поводил, убеждаясь в недолговечности тьмы.

– Эй, – опасливо произнес Минотавр, – ты где?

– Здесь! – сообщил близкий голос Нити. – Не стой столбом, прыгай! И люк не забудь прикрыть… у него автоматические защелки…

Прыгать вслед за атомной миной Минотавру не хотелось. Но и оставаться не имело смысла. Поэтому он, удивляясь самому себе, сделал все так, как сказала Нить. Пришлось упереться в стенки шурфа копытами и спиной, чтобы загерметизировать крышку, а затем схватиться за внутренние скобы люка, повиснуть, все еще колеблясь – падать или нет, но все же решиться, разжать пальцы и полететь в разверстую бездну.

Минотавр пребывал в пустоте и тишине. Как тогда, когда его поглотил Огневик. Вот только никакой звезды. Только пустота и тишина. И то, и другое – осязаемы. Он не понимал, как такое возможно, но пустота и тишина воспринимались на ощупь, кожей. Что можно узреть там, где нет ничего, и слышать там, где царит тишина? Он чувствовал: здесь кто-то есть. Будто некто или нечто разглядывало его откуда-то издалека, как весьма далекую, но очень и очень любопытную звезду. Или икринку. А может, как то и другое – одновременно… В детстве он слышал историю, будто каждая звездочка в небе – крохотная икринка, она ждет своего времени, чтобы спящее в ней существо проснулось и разорвало оболочку.

Как он здесь оказался? Поверхность забытья только и ждала этого вопроса. Воспоминания хлынули потоком – все сразу, одновременно, и только теперь Минотавр осознал, насколько был пуст. Всего лишь полая форма, воображавшая себя полноценным существом. Пасифия, Ариадна, Земля, Лапута, Санаториум, Брут, детство, фабрики, терраформовка… Он мог окинуть все это одним взглядом, как деления на линейке – времени не существовало, а имелся набор картинок, разложенный перед ним. Весь сразу.