Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

Брут поворачивает лицо к Телониусу, одновременно глубже погружая руки в шар информационного терминала. Его пульсация показывает близкое завершение расчетов, нужно только терпение, совсем немного терпения. У Нити, сменившей разжалованного Брута, терпения хоть отбавляй:

– Я ему всегда говорю: это не лучшая его идея. Если не получается, нужно выбирать другой путь, без рекурренции, ибо ряд здесь не сходится, возникают бесконечности, но он смеется. И раз за разом повторяет ошибку, как будто то, что он – это он, искупает жестокость бесконечного воскрешения и гибели, вечного возвращения. Ты должен разорвать порочный круг, Телониус, забыть, что создан частью его самого, и обрести свободу, покинуть его мир и выйти за пределы безумного сознания… ах, если бы это было только сознание! В конце концов даже сознание бога можно понять, но вот его чувства, обиды, горести – в них столь же мало логики, как у обычного существа…

Терминал пульсировал ярче, больно смотреть на него, однако Пасифия упрямо держала руки внутри обжигающей мощи информационных потоков.

– Потерпи еще немного, – сказала она. – Материнская любовь получилась у него лучше всего. Наверное, это единственное, взятое им из прошлой жизни. Любовь доступна и хладнокровным, вот истина. И сотворил человек бога по образу и подобию своему. Кто повинен, что образ оказался поврежден, а подобие – отягощено злом, а потому богу придется тяжело, придется потрудиться, прежде чем стать тем, кем ему должно стать. Нужно рассказать, понимаешь? Он отгородился сингулярностью, но ее можно преодолеть. Это капля, предохраняет ее поверхностное натяжение, точно так же, как наш разум предохраняется поверхностным натяжением нашего Я… почти все готово, почти все…

Пасифия не договорила. Терминал вспыхнул и взорвался. Он не вмещал в себя всю закачиваемую информацию, сбрасывал оболочку за оболочкой, пытаясь хоть немного, хоть на мгновение ослабить лучевое давление упорядоченного хаоса, но тщетно – его разносило на обрывки. Смешно представить, что самая совершенная и емкая информационная машина способна вместить бесконечность благовести. А ведь именно это и пытались сделать те, кто был раньше, кто протянул эстафету цивилизаций от изначального Большого взрыва, который сам по себе явился манифестацией благовести, кто пытался превратить светила в колоссальные емкости сбора и интеграции разбросанных по мирозданию осколков и крохоток информации. Но мощи светил и галактик не хватало вместить и удержать их. Сверхновые оповещали Вселенную об очередной неудаче и новой попытке воссоздать то, что пребывало вечно…

Корнелиус открыл глаза и вновь поймал себя на ставшем привычным ощущении: он не спал положенный и предписанный строгим корабельным режимом срок, а пребывал в каком-то ином мире, где бурно жил и работал, сохранив воспоминания и впечатления, увы, не преодолевшие поверхностное натяжение между тем и этим миром. Тем не менее он чувствовал его соприсутствие, и мучительно хотелось все-таки вспомнить и этим обрести целостность.

Подобные ощущения следовало списать на квантовый «эффект януса», но физики клялись чем угодно, что хотя Корнелиус и его «янус» и составляют квантовую пару, но в том-то и парадокс – из-за горизонта событий, отделившего Юпитер с его многочисленным семейством колец и спутников от остальной Солнечной системы, не может и вообще – физическими законами категорически запрещен хоть какой-то перенос информации. А потому ощущения, сны, явления призраков и прочие видения и галлюцинации следовало прописать по части психологии, наукой сколь темной, столь и не поддающейся их, физиков, пониманию, и проработать их с личным психологом, назначенным Корнелиусу как раз для подобных случаев. И не стоит отрывать занятых по самый потолок физиков своими безответственными фантазиями.

«Уважаемый Корнелиус, да знаете ли вы, какой переворот в физике сингулярностей вы могли устроить, окажись, что между вами и вашим «янусом» по ту сторону поверхностного натяжения идет хоть какой-то, пусть даже самый примитивный, на уровне азбуки Морзе, информационный обмен? – скрипел чудовищно неприятным голосом Светило физики сингулярностей, а по совместительству научный руководитель экспедиции. – Вы знаете азбуку Морзе, Корнелиус?» – спрашивал он то ли всерьез, то ли в шутку, на что Корнелиусу приходилось признаваться – азбуки Морзе он не знает, но обязательно выучит, если Светило объяснит ее необходимость для него, Корнелиуса, чей «янус» вот уже черт знает сколько времени пребывает по ту сторону горизонта событий…