Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

– Примары, примары, – словно пробуя на вкус слово, повторила Пасифия. – Насколько мне знается, так себя называют наши уважаемые исследователи, хотя никогда не задумывалась – почему?

Корнелиус отогнал от блюдца с вареньем пчелу, добавленную фантоматом для пущей достоверности, и сказал:

– Все просто, глубокоуважаемая Пасифия. Некогда здесь располагалась наблюдательная база «Прима», вот поэтому – примары. Прима – примары, – повторил он, невольно копируя тон Пасифии, с каким она разъясняла Корнелиусу элементарные, с ее точки зрения, вещи.

– Да-да, любопытно…

– Пасифия, а вы сами насколько представляете суть эксперимента? – в свою очередь поинтересовался Корнелиус.

– Ну, расскажите, – как-то рассеянно произнесла психологиня, сосредоточившись на борьбе с особо наглой пчелой, которую фантомат, ее породивший, заставлял раз за разом пикировать на чашку с чаем, бултыхаться в ней, барахтаться, будто головастик, а затем взмывать в воздух для очередного захода. Вряд ли природные пчелы позволяли себе подобное поведение.

– Вы ведь знаете, за горизонт событий невозможно проникнуть ни одному материальному телу. Поэтому мы ничего не знаем, что творится внутри поверхностного натяжения. А узнать нам необходимо…

– Необходимо? – приподняла бровь Пасифия. – Почему?

– Ну… – Корнелиус даже слегка запнулся. – Хотя бы потому, что когда возникла М-сингулярность, в системе Юпитера находились люди. Поэтому надо выяснить, что с ними произошло, и если они еще живы, то изыскать способ их спасти.

– Допустим, мы получили точное доказательство, что спасать некого. Как вы думаете, исследование данного феномена прекратится?

Корнелиус отставил блюдце с имбирным вареньем и взял другое, тыквенное.

– Простите, Пасифия, а чем вас беспокоят исследования М-сингулярности? Даже если бы она не несла угрозы для Солнечной системы, человечество вряд ли оставило без внимания подобный феномен…

– Так, может, это и следует признать нашей истинной целью? – спросила Пасифия. – К чему отсылки к человеческому фактору? Разве мало гибнет людей на Земле, в космосе, других планетах? Но это не становится аргументом в пользу прекращения экспансии…

М-сингулярность. Отсюда не разглядеть. Чернота космического пространства на том месте, где по законам небесной механики должен двигаться по орбите величественный Юпитер с многочисленным семейством спутников. Гигант, чуть-чуть не доросший до самостоятельного светила. Вот если бы к его массе добавить Сатурн, Уран, Нептун, получилось бы в самый раз – вторая звезда, превращавшая Солнечную систему в наиболее распространенный тип – систему двойных звезд.

Вытирая полотенцем влажные после душа волосы, Корнелиус смотрел в иллюминатор, специально отключив фильтры и датчики, позволявшие обозначить расположение М-сингулярности. Или, как ее любили называть местные старожилы, Минотавр. Сингулярность Минотавра. М-сингулярность. Чудовищная пасть сомкнулась на Юпитере и в мгновение ока поглотила, превратив этот участок пространства в немыслимый лабиринт, вызывающий пароксизмы восторга у физиков и кошмары у тех, кто отвечал за безопасность людей во Внеземелье. Внеземелье…

– Почему вы называете Солнечную систему Внеземельем, глубокоуважаемый Корнелиус? – Брут приветствовал его появление на базе с такой же показной сердечностью, как и любой комиссар, в зону ответственности которого прибывает комиссар по братству.

– А почему вы называете М-сингулярность Минотавром? – в тон ему спросил Корнелиус. У него чесался язык спросить Брута еще и о Цезаре, но сдержался.

Брут заухал как громадный филин в сумрачном лесу.

– Умеете вы задавать неудобные вопросы, Корнелиус! Ну да, такова ваша планида, не так ли? Давайте так – честный обмен информацией. Баш на баш, как говорят здешние сингулярщики. Вы мне про Внеземелье, а я вам – про М-сингулярность, идет? – Брут выставил могучую клешню, и Корнелиус, слегка пожав плечами, с некоторой опаской вложил в нее ладонь. Пальцы ожидаемо хрустнули. – Не желаете вкусить пищи физической на фоне, так сказать, величайшей загадки?

Корнелиус не отказался, хотя после перелета не ощущал потребности нагружать желудок хоть чем-то более калорийным, нежели обычная вода. Но вид из обиталища Брута и впрямь следовало назвать феерическим. Конечно, он создавался телеметрически, проецировался внутрь с многочисленных следящих спутников, плотно опоясывающих М-сингулярность. Фасеточные глаза камер позволяли увидеть феномен в его полноте. Пожалуй, только здесь, у Брута, Корнелиус понял, почему это называют поверхностным натяжением. М-сингулярность походила на поверхность мыльного пузыря, по ней прокатывались радужные всполохи, отчего окружающее пространство отзывалось взрывом ярчайших красок.