Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

Сферы, предназначенной для…

Для чего?

Предстояло выяснить. Почему-то это казалось очень важным – выяснить. По сравнению с этим возможным пониманием, если смерть-цивилизация в своей светоносной природе вообще поддавалась хоть какому-то осмыслению, остальное выглядело неважным, преходящим. Лишь для этого он здесь и оказался, облеченный в такой же цвет, скрытый за светоносной оболочкой здешних обитателей, но еще и вооруженный оптикой интерпретации. То, что происходило на самом деле, переводилось в символизм понятных ему картин, черпая эти картины из его же памяти.

А потому не стоило удивляться, если разумный, остановившись на площадке бесконечной лестницы, вдруг сделал шаг к неприметной железной двери с кодовым замком, приложил к нему растопыренную ладонь. Когда дверь отъехала, шагнул внутрь, предусмотрительно пригнувшись, дабы не задеть нависающие прямо над входом пучки разнокалиберных труб.

Замешкав, Телониус кинулся вслед за ним, но торопился напрасно. Дверь оставалась распахнутой, а сделать предварительный поклон он пренебрег, уверовав в нематериальность своего здесь пребывания, за что и поплатился, врезавшись макушкой в халтурно сделанную гидравлику. От боли он присел на корточки, зашипел, прижал к вискам ладони, в злобной уверенности, что иначе расколотый череп распадется на половинки, открывая на всеобщее обозрение свою позорную пустоту.

Но беспокоился и проклинал себя Телониус напрасно. Боль напоминала ему – вокруг настоящий, хотя и пропущенный через горнило интерпретации, мир смерть-цивилизации. Ему предстоит стать свидетелем беседы… а может, и не совсем беседы, но, во всяком случае, предлагалась именно такая трактовка событий давно минувших эонов, а потому боль лишь эпифеномен происходящего, а сам феномен – вот, перед ним.

Корнелиус и Брут. Брут и Корнелиус.

Брут на низком топчане в арестантском комбинезоне, именно таком, в каком Телониус его видел, когда заговор на Лапуте раскрыли, а все причастные изолированы. Лапута не имела тюрьмы, да и кому могло прийти в голову, что она необходима на столь грандиозном проекте терраформовки? Терраформовки… Телониус хотел очистить слюнные железы, но остерегся выдать свое, как оказалось, отнюдь не призрачное присутствие. Корнелиус привычно разлегся в плетеном седалище, выдвинув вперед длинные тощие ноги, словно перенесся сюда прямиком из пристанища Пасифии. Единственно, что отличало этого Корнелиуса от того, – тонкая черная палочка, ее он осторожно раскатывал между пальцами, а затем, раскатав до нужной консистенции, сунул в рот, сомкнул на ней бледные губы и глубоко втянул воздух. Кончик палочки вспыхнул.

Рассматривал эту картину Телониус словно через электронно-оптический преобразователь с рассинхронизированным изображением: левый окуляр преобразователя уставился в звездное небо, впитывая световые кванты, а второй транслировал костюмированную передачу из жизни древних. Тогда подобные коллизии случались сплошь и рядом, и социум, еще не пришедший к идее самоуправляемых фаланг, представлял жесткую иерархию. За каждым закреплялась его роль, его обязанности, а отказ от исполнения оных карался изоляцией или даже обезвоживанием.

И вот два сверкающих облака сближались по кривым, нарушая законы небесной механики. Это выдавало в них хоть и космические, но разумные космические тела, обладающие свободой воли влиять на векторы своих перемещений, а на эту картину накладывался образ тюремной камеры, где продолжали беседу двое, принявшие столь знакомые Телониусу образы.

– Вам не видится, Корнелиус, что благовесть не свет, но тьма? – лучился вопрошанием Брут. Если бы не гибкий жгут, притягивающий его к койке, он наверняка вскочил бы с места и принялся бегать по камере, но сейчас его движения нейтрализовались. Корнелиус спокойно выдыхал клубы дыма. – А есть вечные существа, что придумали когерентный способ обеспечить свое переизлучение в вечности мироздания? Представьте этаких суперпаразитов, под видом некоей мифической благовести пересылающих собственный фотонный информационный код от звезды к звезде, от цивилизации к цивилизации, обеспечивая личное излучение?! Как вам такой свет истины?

– Это все тот же древний спор, Брут, на него давно брошен свет. Похоже, только вы уверены в его актуальности. Ну, хорошо. Если вам хочется повторно осветить прописные истины, давайте вспомним ответ. Сформулируйте сложный вопрос относительно основ бытия, Брут. При соблюдении когерентности мыслительных процедур, какую бы световую траекторию вы не избрали, неминуемо столкнетесь с тем, что не сможете осветить ни при каких сколь угодно сложных усилиях. То, на что вы наткнетесь, окажется несоизмеримо сложнее, необъятнее, непостижимее… Вы придете к световому пределу любой мыслительной категории – богу. Как невозможно преодолеть световой барьер, так мысль не может преодолеть бога. Хотите вы этого, Брут, или нет. За миллиарды оборотов вокруг светила мы лишь немного приблизились к загадке бога, но лишь потому, что оказались не первыми в световом потоке цивилизаций, они переизлучают своим наследникам по разуму кванты, добытые ими. У нас мало света о миросвете, но еще меньше – о боге. За те эоны свечения миросвета, мы уловили кванты, что бог возжег его, но причина и цель творения для нас темны. Возможно, мы вообще неправильно излучаем о боге. Может, здесь необходимы не световые процедуры, ибо невозможно осветить светом, что уже есть свет. Но тогда наше свечение должны уловить другие, и этим другим мы обязаны переизлучить весь собранный нами свет, прибавив кванты, излученные нами. Понимаете, Брут? Законы миросвета запрещают сосуществование цивилизаций, на это наложен запрет, как два кванта не могут занимать один энергетический уровень. А потому нам предстоит погаснуть. И мы погаснем, породив Вспышку. Мы чересчур световидны для миросвета, необходима плотная материя. На смену Первому поколению водородно-гелиевых звезд пришло Второе поколение, чей состав содержал тяжелые элементы. В эоне Третьего поколения звездная материя затемнена металлами, наступил Железный эон.