Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

Включилась тревога. Сигнал предупреждения залил рубку переливчатым сине-оранжевым огнем, наполнил звоном и отсчетом метронома.

– Они смогут спастись? – Нить так и не сдвинулась с места, разглядывая коконы Корнелия и Ариадны. – Ты ведь не обманываешь?

– Смогут, смогут, – с нотой раздраженного нетерпения ответил Червоточин. – Пойдем. Чем дольше я здесь присутствую, тем больше времени им понадобится для достижения горизонта событий. Каждая секунда – столетие. А может, и тысячелетие… Старик Эйнштейн во многом не прав, но в первом приближении сгодятся и лоренцевы преобразования. Ты чувствуешь? – Червоточин щелкнул пальцами. – Тысячелетия как не бывало! А вот еще… и еще…

– Ты… их… не… получишь… – голос, полный боли, перекрыл какофонию тревоги. – Даже… не… думай…

– Ари? Где ты, дорогая? – Червоточин деланно покрутил головой, выискивая говорившего.

– Это не она, – быстро сказала Нить, наклонившись к кокону женщины. – Она в беспамятстве…

– Это она, – сказал Червоточин. – Частичная загрузка личности в ячейки управляющей системы корабля. Варварская технология, чреватая нехорошими последствиями, но в условиях запредельных перегрузок единственно возможная… Умница! – Он демонстративно сделал несколько хлопков ладонями.

– Ну вот, и я вновь твой лоцман-вергилий, – сказала Нить. – Первый круг познания благовести тобою пройден.

Телониус ничего не ответил. Он сидел и смотрел вверх – пристально, не отрываясь, вглядываясь в пустое небо так, словно от напряжения глаз появится на небе столь привычный когда-то рисунок звезд. Но то, что там происходило, при всем желании нельзя назвать ни звездным небом, ни небом вообще. Казалось, сумасшедший художник узрел во тьме колоссальные космические течения, они сталкивались, переплетались, закручивались спиралями, увлекая за собой мириады лазоревых мазков. Переливчатое великолепие вызывало головокружение и тошноту, но Телониус упрямо вглядывался в хаос вихрей, пытаясь уловить в нем хоть какую-то регулярность. Почему-то это казалось ему сейчас важным. Небо – источник закона и порядка, как утверждали древние.

– Не молчи, – попросила Нить. – Ты должен тоже задать мне вопрос. Понимаешь?

– Какой? – спросил Телониус. – Подскажи, и я задам.

– Ты должен спросить: что такое первый круг познания благовести?

– Что такое первый круг? – послушно повторил он. Препираться с Нитью не хотелось. – И есть ли второй, третий? Сколь их еще, этих кругов?

– Я не знаю, – призналась она. Призналась с такой грустью, что Телониус оторвался от созерцания небес и посмотрел на нее. Перед глазами все еще плыли грандиозные космические вихри, пришлось несколько раз сморгнуть, прежде чем на фоне унылого мертвого пейзажа проступила фигурка Нити. – Но точно знаю, что так полагается. Ну, сказать про первый круг. И выслушать вопрос, и дать еще ответ. Наверное, это такой код. Понимаешь? По отдельности слова понятны, но их смысл утрачен миллиард лет назад. Остался ритуал, который кажется столь глупым.

– Мне не кажется, – покачал головой Телониус. – Порой, чтобы запустить какую-то машину, требуется сделать нечто на первый взгляд глупое. Сказать кодовое слово, например. И тогда…

– Что – тогда? – Нить собиралась еще что-то добавить или спросить, но земля под ногами дрогнула. Сначала слабо, еле заметно, затем тряхнуло сильнее, отчего Нить чуть не упала, но Телониус подхватил ее под руку. Он озирался, пытаясь отыскать источник землетрясения, но вокруг простирались все те же, ставшие привычными, черные глыбы.

Затем вновь наступили тишина и покой. Когда Телониус уже готов был с облегчением перевести дух, земля с оглушительным треском лопнула. Трещина пролегла в десятке шагов от них и стремительно расширялась – идеально прямая, как хирургический разрез. Сообразив, что разлом может поглотить их, Телониус побежал и потащил Нить за собой. Та запиналась, падала, приходилось останавливаться и поднимать ее. А разлом стремительно разрастался. Похоже, им ни за что не поспеть выбраться на твердь. А потому, когда почва под ногами осела, Телониус сделал единственное, что мог – со всей оставшейся силой бросил Нить вперед, надеясь, что толчка хватит и ей удастся уцепиться за валун. К началу береговой гряды трещина вряд ли доберется. Сам при этом качнулся назад, сгруппировался, упал на спину, перекувыркнулся и покатился в бездну, сильнее прижимая колени к груди, вцепившись в лодыжки, отчего походил на мячик, катившийся по склону, подскакивая на попадающихся на пути выступах.