Альбинос пришел десять раз и исчез. Договор был исполнен, к обоюдному удовольствию сторон. Клиент получил неплохую сумму вознаграждения, клиника — десять замороженных в жидком азоте образцов превосходного биоматериала, которые через полгода обязательного хранения при температуре в минус сто девяносто пять с лишним градусов по Цельсию отправятся на благое дело улучшения демографической ситуации в стране — за государственный счет и за счет средств частных клиентов.
Где искать клиента, безо всяких усилий завладевшего ее сердцем и лоном, Лерочка не представляла. То есть нет, представляла, конечно же, — но беспринципность она могла позволить себе только вне стен клиники, оставаясь внутри них оплотом этики и деонтологии. Существовали четкие инструкции, категорически запрещавшие любые контакты сотрудников и клиентов, и Лерочка свято их соблюдала, опасаясь потерять столь прибыльное место. Посему она не стала заниматься детективными расследованиями, а просто позволила событиям развиваться своим чередом. Случайная встреча на улицах столицы — иное дело, это не считается, почему бы и не встретиться за пределами клиники, но…
Что она скажет ему при встрече? «Я подглядывала за тем, как вы мастурбируете, и вы мне очень понравились…» Чушь. «Круто дрочишь, чува-ак!» Бред. «Я немножечко провидица и поэтому знаю, что мы с вами как никто совместимы на сексуальном уровне бытия… да трахни же меня, в конце-то концов, животное!..» Очень смешно.
Чем был сейчас занят белокожий донор? Сдавал ли сперму в другой, как две капли похожей на эту клинике? Возможно. Обнимал подругу, жену, любовницу? Не исключено. Гладил по головам детей, таких же светлых до бесцветности и по уши влюбленных в отца? А-а-а…
Тоска накатывала волнами, в такт посвисту ветра, засыпавшего столицу опавшей листвой и принесшего на радиоволнах странные новости об инфекционной анемии, поразившей город на излете осени, и продолжающихся исчезновениях бомжей на окраинах. Лерочка бесцельно крутила верньеры настройки на радиоцентре в ординаторской, смотрела, как дождевые капли ползут по зареванному стеклу, хандрила, скучала, грустила — а потом вдруг оказалось, что она знает, что должна сделать, и жить сразу стало легче и веселее.
***
Процедура ЭКО — дело непростое, если не сказать нешуточное. Требуется лабораторная стерильность и толпа специально обученных людей: акушеры-гинекологи, эндоскописты, анестезиологи, сестры всех профилей, рангов и категорий. Чем выше категория, чем большим количеством наград, титулов и превосходных степеней может похвастать клиника, в которой работает эта команда, — тем дороже обходятся в ней каждые сутки пребывания, а их из вас, поверьте, выжмут немало.
В обиде никто не останется — даже в случае неудачной подсадки оплодотворенной яйцеклетки у клиентов останутся приятные воспоминания о хорошем сервисе, фешенебельных палатах и вежливом и предупредительном персонале. Денег вам, разумеется, никто не вернет, и это тоже предусмотрено контрактом — но вы и сами не потребуете их назад. Лишь вздохнете украдкой и уже потом, дома, вспомните о букетах цветов, ежеутренне появляющихся на окне в палате, об идеальных чистоте и порядке в коридорах и смотровых, о дорогих, тысячи стирок выдерживающих халатах докторов и многокаратных, очень скромного вида часах тусклого сероватого металла на запястье представительного директора клиники, характеризующего его успешность и положение гораздо лучше трехсотсильного «Кайена» на больничной парковке…
И, вспоминая обо всем этом, уже не сможете не сказать удрученному неудачей несостоявшемуся отцу — а давай попробуем еще раз, дорогой, любимый, единственный, давай, а?.. И — даст. И даст еще, если не получится снова. Потом, конечно же, уйдет к другой — молодой, плодовитой, глупой, как пробка, но с такой, сука, родильной машиной вместо матки, что вы только диву будете даваться, встречая бывшего со все новыми и новыми отпрысками, как две капли воды похожими не на него, а на мамашку, и в какой-то момент он приедет к вам ночью пьяный и утащит в постель, и вы не станете сопротивляться и просто как следует ему дадите, совсем как в старые добрые времена, когда вы были молоды и больше всего на свете любили просыпаться и засыпать рядом, вместе, вдвоем, а вторым по силе желанием было родить общих детей, двоих или даже больше, и вы старались, старались, старались снова и снова, изо дня в день, и в ночь из ночи, и даже в обеденный перерыв, и на работе в тесных пыльных чуланчиках, где неудобно, но если очень хочется, то пофиг, а хотелось до скрежета зубовного, так длилось долго, пока не стало ясно, что тот аборт, который ты сделала от Кольки из параллельного в десятом, предвыпускном классе, потому что впереди были госы, но больше всего ты боялась даже не того, что папа рассвирепеет и прибьет сначала, как положено, Кольку, а потом уже тебя саму, нет, это было не так страшно, страшнее было то, что беременная ты не влезешь в то самое очумелое платье, которое купила на выпускной еще за год до него, и потому ты пошла ночью в травмпункт, и там за тоненькую пачку мятых бумажек тебе сделали больно, как даже Колька не сделал в самый первый раз, и ты поняла, что никогда про это не расскажешь никому на свете — так вот, его не надо было делать, тот аборт, а надо было рожать тогда маленького чернявого Коленьку, и черт бы с ними, с выпускным, с экзаменами, с институтом этим медицинским, пропади он пропадом, будь он неладен, господи, как же я все это ненавижу теперь, все эти клиники ваши блядские, в которых вам пипеткой, пипеткой, блядь, заносят в утробу зародыши будущего счастья, и вы улыбаетесь, радуетесь, что прижилось, и я улыбаюсь вам и поздравляю с этим самым будущим, а сама кричу внутри, кричу, кричу, кричу…
Читать дальше