Максим Черепанов - Мю Цефея. Только для взрослых

Разумеется, у вас с мужем все равно ничего не получится, и в одно прекрасное утро ты выпроводишь его из своей жизни обратно к новой семье и детям, его настоящим детям, которых он всегда хотел от тебя и которых ты теперь пытаешься научиться перестать ненавидеть, боже, какая адская языковая конструкция, но да и ладно, я так чувствую теперь, так воспринимаю, так говорю… А выпроводив мужа, вздохнешь, пытаясь почувствовать себя свободно, и пойдешь по рукам, ни с кем не задерживаясь надолго, никого больше не любя, обманывая, кидая, изменяя и предавая каждого, кто встретится на пути, мстя так за ту боль, те стыд и позор, которые живут в разгвазданном в кашу, ножищами грязными раздавленном сердце — там, где раньше жила любовь, и снова окажешься в конце этого страшного пути, словно замкнув свой круг земной, здесь, в месте, где из пробирок пипетками подсаживают в иссохшие матки не по-настоящему зачатых, искусственных, небогоугодных детей, где будут звать тебя уже не Лерочкой, а Валерией Игоревной и где будешь ты вышколенно улыбаться дорогим клиентам и их бесплодным, пустоутробым женам и подсматривать за мастурбирующими мужиками-альбиносами в свободные от работы минутки. Как мерзко-то, господи-и…

Лерочка сбросила наваждение, отогнала прочь наползший из прошлого морок, щерящийся сотнями фальшивых улыбок, стонущий бессчетными фальшивыми оргазмами, плетущий босхианский узор из тысяч заломленных за спину, заброшенных на плечи, раком поставленных тел, рук и ног, из зажатых в кулаке волос и до хрипа сдавленных глоток, из стиснутых до кровавых полумесяцев от ногтей грудей, мошонок и ягодиц, до встопорщенных виагрой и обмякших в сытом бессилии членов, таких разных и таких одинаковых, словно каждый раз насаживаешься, берешь, вколачиваешь в себя, сосешь и глотаешь только один, один и тот же, только разный, немного, самую малость или даже совсем на себя непохожий, но все равно — один, один, один, такой сладкий, такой мерзкий, такой отвратительный и желанный…

Лерочку несло на волне похотливой грезы, на сладострастно-порочном потоке полудремы-полумечты, на звуке зова неудовлетворенной плоти, на крыльях ненатешившейся страсти — домой, домой, в спасительный уют безмыслия, где все жесты давно отточены, а действия — отработаны до полного автоматизма. Где не нужно думать, потому что все мысли давно передуманы и думать их второй раз совершенно незачем, нет, и не просите, ни за что…

Ни. За. Что.

Думать она и не стала — просто знала, как надо. Нутряным ли женским чутьем, инстинктом ли неразумной самки, что живет в каждой из нас, прорываясь наружу с каждыми родами, а потом задремывает до следующего зачатия, безошибочно угадывая его момент, — чем бы то ни было, она поняла вдруг, что совершенно точно знает, что должна сделать.

***

В нужный день она удачно подменила в криохранилище тару с образцом спермы своего альбиноса на точно так же отмаркированный контейнер со смешанным с глицерином эякулятом одного из своих безымянных партнеров — тот, обрадованный перспективой бесплатного и незащищенного секса, распалился благодаря не то этому, не то принятому алкоголю настолько, что его и уговаривать ни на что не пришлось. Сам, как миленький, вовремя вытащил и сцедил в приготовленный контейнер, пыхтя, пуча глаза и одышливо охая в такт биению склизкой струйки в дно пластикового стакана.

Работа в клинике биорепродукции развязывала руки. Не надо было даже ничего придумывать — достаточно было просто делать свою работу. Только человек, четко знающий весь технологический процесс заморозки-разморозки, хранения и приведения в боевую готовность бесценного образца стопроцентно качественной спермы, смог бы заподозрить что-то неладное — и то вовсе не обязательно заподозрил бы. Пробиркой больше в центрифуге, усердно разделяющей «живчиков», и спасающий их при заморозке от гибели глицерин; лишняя пипетка в готовой к действию стойке в очередной «конвейерный» день, когда оплодотворяют бездетных по федеральной квоте — оптом, в порядке живой очереди, с проплаченным государством гарантированным минимумом удобств. Утилизация излишков донорского материала по протоколу для особо опасных биологических отходов, в желтых, испятнанных серпастыми значками и надписями «Biohazard!» экологически безупречных мешках…

А вот тут-то и стоп. Вот тут-то и перекочевала «отработанная» пипетка в Лерин заранее пришитый к поле халата особенный, тайный карман. А оттуда — в изящный дамский клатч, в компанию к вибратору с давно разряженным аккумулятором и упаковке презервативов с ребристой — «для нее» — поверхностью и давно закончившимся сроком годности.