Дмитрий Тагунов - Меня нет [Сборник]

Уолтер возвращался домой злой, угрюмый и хмурый. Он ощущал горькую досаду от своей неудачи. Сердце продолжало стучать как-то особенно отчётливо, и его стук отдавался ноющей болью в висках. Глаза щипало от сдерживаемых и непривычных чувств.

Вокруг высились дома, с которыми старый штурман уже успел попрощаться, и отчего-то казалось, что дома смотрят на человека с молчаливым укором. Стены давили своей серой монолитностью. Улицы как нарочно выглядели тесными и бесконечно далёкими от желанного морского простора. Пустые глазницы окон словно уличали Уолтера в чём-то постыдном, а он шёл под ними, как провинившийся ребёнок под суровым взглядом родителей. Глаза невольно опускались к грязной мостовой. Доносившиеся словно издалека голоса и смех каких-то людей бил жестокой плетью по сломленной гордости одинокого человека.

Он дошёл до дома, но не стал заходить внутрь. Остановился, бессильно опустив руки. Его внимание привлёк молодой ясень, на ветке которого продолжало висеть забытое ведро. Только больше из него не капала вода.

«Закончилось время в клепсидре», мрачно подумал Уолтер, бросив сумку на землю и встав под деревом. «И корабль моей жизни разбит».

Кому он теперь нужен, этот старый больной выпивоха? Кто примет его на службу, если даже старый друг усомнился в верности принятого решения и не пожелал даже явиться на встречу? Что уж говорить о других.

Все двадцать последних лет всплыли в памяти как один нескончаемый день. Бесконечно повторяющаяся рутина, в которой словно в болоте увязали ноги. Не уйти, не спастись. И что же теперь? Опять туда, в эти холодные давящие стены? К хлопающим ставням, пустой постели, злым соседям? Мэри уехала. Сын давно вырос. Их словно и нет — так они теперь далеко.

Уолтер представил, как входит в дом, раздевается, садится на постель… И его передёрнуло от отвращения. Он затряс головой. Нет! Хватит! Этого не будет! Кончилось время старой жизни. А впереди и вокруг — лишь безысходная пустота.

Полетела в сторону опустевшая фляга, чьё драгоценное содержимое согрело нутро и помогло собраться с силами. Настало время принимать решение, и нечего жалеть. Уолтер утёр рот тыльной стороной ладони и посмотрел на свой дом. Он вспомнил, что под кроватью лежал свёрток прочной верёвки. С намерением проверить ветви ясеня на прочность, Уолтер Джонс, старый забытый всеми штурман, решивший оборвать свои мучения, тенью шагнул за порог дома.

Вилли Хейс вывалился из своей каюты на свежий воздух и, болезненно щурясь, осмотрелся. Его корабль резво мчался по бесконечному морскому простору, подгоняемый попутным ветром. Солнце клонилось к закату. Болтал ногами на марсе вперёдсмотрящий. Двое матросов повисли на вантах, распутывая какой-то такелаж. Несколько человек, негромко напевая песни, надраивали верхнюю палубу.

Капитан взбежал по лестнице на ют и различил вдали размытую серо-коричневую полоску удаляющейся суши. При виде его рулевой, дежуривший у колдерштока, вытянулся как по струнке.

— С пробуждением, сэр! — сказал подошедший помощник капитана Джеффри Грант.

— Ага, — хрипло отозвался Вилли. — Долго я проспал…

— Вас что-то беспокоит, сэр? — учтиво поинтересовался Грант.

— Да нет, — нахмурился капитан. — Хотя… У меня такое чувство, будто я что-то забыл. Что-то очень важное.

— Что-то, что осталось на суше? — попытался уловить его мысль помощник.

— Да, — напряжённо кивнул Вилли.

Грант бросил короткий взгляд на туманную линию побережья и задумчиво произнёс:

— Я думаю, что, уходя в море, все земные дела д о лжно оставлять на земле. Всё забытое на суше принадлежит суше. Это моё мнение, сэр.

Вилли судорожно вздохнул и покивал, соглашаясь со своим помощником.

— Может быть ты и прав, Джеффри. Может быть ты и прав…

Играй, пианист, играй…

Волосы слиплись на лбу. По вискам стекает пот. Очень душно, хочется расстегнуть воротник. Но — страшно.

Играй, пианист. Если хочешь жить, продолжай играть…

Средних размеров обеденный зал по большей части пуст. Видны перевёрнутые столики, смявшиеся скатерти, раздавленные механическими ногами тарелки. Видны изуродованные трупы. Приглушённо светят массивные люстры. По полу, заляпанному кровью, пролегли смутные тени.

В углу, прямо за моей спиной, столпилось два десятка человек, стиснутых страхом. А прямо перед антикварным, но ещё живым роялем стоят закованные в непробиваемую броню твари, готовые уничтожить нас за считанные секунды. Они просто стоят и смотрят. Стоят, смотрят и слушают.