Александр Бреусенко-Кузнецов - Гарпии визжат

Кешле осталось лишь умолчать о том, что её сверстницы повыскакивали замуж ещё полутора десятками лет ранее, как раз когда светлая идея испытательного замка заботливого отца едва-едва осенила.

И новые смерти. И новые, и новые…

К счастью, однажды наступил миг, когда очередь встала. Женихи не решались уйти восвояси (позор-то какой!), но и проходить испытания больше не рвались. А смысл? В этом-то состоянии очередь застал подоспевший из Адовадаи мудрец Авдрам.

Дальше-то всё пошло быстро. Под именем Кёсма из Алахара мудрец вошёл в злополучный замок — и единственный сумел не провалить испытание. В замке он нашёл всего двух гарпий. Старшая, особо жирная, принадлежала Элле, младшая, почти не оперившаяся — самой Кешле.

Непостижимым образом Авдрам обеих победил. Чем и освободил женихов и Ашогеорна от данных ими себе же клятв. И на Кешле жениться не стал, чем освободил и её от неясных ей самой обязательств. Пояснил: «Я ведь не Кёсм из Алахара! Значит, прав на невесту не имею». Ашогеорн вскричал: «Но ведь настоящий Кёсм не прошёл испытания!». «Прекрасно, — ответил Авдрам, — значит, прав на Кешлу не имеет и он!».

Так удалось Кешле, дочери Ашогеорна увильнуть от мрачного предопределения, к которому она пришла на основе собственного раннего выбора. Что же до предопределения имени — так оно осуществилось.

Спустя некоторое время Кешла встретила молодого дракона, с которым ей захотелось вместе быть. Этому дракону — которого разные традиции называют разными именами — она и отдалась, вовсе не заботясь о том, чтобы далее противиться немилосердной судьбе. И в положенный небесами срок снесла драконье яйцо…

— В том яйце сидел тоже Драеладр? — спросила Марципарина.

— Нет, — улыбнулся Бларп, — сводный брат Кешлы к тому моменту ещё здравствовал. Потому своего крылатого сына она назвала иначе. Бларобатаром — ведь это тоже сильное драконье имя.

Когда Бларп ушёл, Марципарина себе сказала: итак, он меня подготовил. Сказала почти без горечи, даже с благодарностью. Осознала свою благодарность — и встрепенулась. Подготовил, но к чему? К роли несчастной Кешлы?

Нет, Кешла со всеми предопределениями её имени под конец истории несчастной уже не выглядела. Несчастна не Кешла. Несчастен кто-то другой. И не из-за того, из-за чего счастлива Кешла.

Но Кешла снесла яйцо любимому дракону. Марципарине предлагают снести его просто так — в мир. Это, конечно, разница. Если бы Чичеро…

Но Чичеро в игре судьбы ближайшего хода не сделает. Ход за нею.

Меня используют, обожгла другая, тоже давно знакомая мысль.

Конечно, меня используют для рождения Драеладра, Бларп этого даже не скрывает. Он давно заврался в своих поспешных рапортах Гатаматар о снесённом яйце и вылупившемся дракончике. Весь расчёт его лишь на то, что драконы нескоро проверят, а ещё на то, что Лулу побыстрее родит.

Шаткая у Бларпа позиция.

Но, с другой стороны, Марципарине он не соврал. А легенда о Кешле, которую привёл в подкрепление своих чаяний, легенда-то — подлинная. Бианка, как истинная драконица, легко бы почувствовала фальшь.

А ещё с последнего визита Бларпа Лулу Марципарина неожиданно для себя ощутила особый уют дворца Драеладра. Вроде, и ничего вокруг не поменялось, но — поменялось, наверное, в ней самой. Куда-то ушёл внутренний протест (не спросили, переселили!), пропало раздражение взглядами посторонних во время прогулок перед дворцом, исчезло стеснение по поводу наскоро перешитого кэнэктиного платья.

А ведь я скоро рожу, сказала себе Бианка, с новым пониманием, будто впервые. Вернее, снесу яйцо, но это же мало чем отличается от человеческих родов. Хотя, чтобы проверить, стоило бы испытать то и другое.

Но всему своё время. Яйцо Драеладра родится первым.

Родится-родится — а тут вдруг и родилось. Не простое, а золотое.

Встречайте!

Едет-едет берегом широкого моря Ксеркса глиночеловеческий брикет.

Внутреннее состояние брикета — молчаливое многоголосие-голосие-голосие, ни разу не высказанное, не выраженное, не произнесённое вслух-вслух-вслух.

Едет и слушает, ибо не может пошевелиться, уравновешенно-скованный во всех внутренних движениях. Слушают люди, слушают их бальзамы, слушает чёрная морская глина. Всё и вся обратилось во слух.