Ну не упрямься, придурочный коллекционер!
* * *
К унылому пустырю на окраине Саламина, куда полагалось съехаться всем одиннадцати септимам для получения важных указаний от Ангелолшикой, вовремя добрался лишь один экипаж. Сюда же своим ходом к позднему утру добрели представительницы некоторых септим — числом около тридцати, если не считать оксолянину, ведомую самой Мад и добравшуюся в полном составе.
У семёрки счастливиц из экипажа лица нет-нет, да и вытягивались — по мере прибытия пешеходов, перемазанных мерзкой жижей. Барышни, верно, предчувствовали, что вся эта грязнючая толпа скоро полезет к ним.
— Может, им где-то помыться? — предложила одна из чистеньких белоручек.
Ангелоликая лишь зыркнула на неё из-под облепленных глиной бровей. Оксоляна же пояснила дурочке:
— Где помыться, в море? Это в другой стороне! И что творится на самом берегу, я слабо себе представляю.
А Лейла добавила:
— К морю ведут все те канавы, которые мы с горем пополам перешли. Кому надо туда, — она издала хриплый, каркающий смешок, — так ныряйте в любую и следуйте строго по течению!
Поэтесса хотела присовокупить и кой-какую стихотворную строфу, но рифма её на сей раз подвела. Не о стихах она думала, о чём-то поважнее. Боковым зрением следила за Ангелоликой, ловила какие-то знаки.
Ах, вот, в чём дело, поняла Оксоляна. Мад ведь сейчас прикидывает, сколько человек поместится в экипаж. А больше двух дюжин в него не войдёт даже при всём горячем желании.
Или, если вповалку и доверху, может быть, влезет и три десятка с небольшим? Нижние, конечно, изрядно помнутся, а всё же не пешком добираться. Пеших люди Кьяра легко переловят…
— Нас теперь сорок семь, не читая возницу, — жёстко сказала Мад. — А значит, среди нас имеются лишние люди.
— Лишние люди, Ангелоликая? — удивилась Бац, и сама же припечатала ладонью свой не в меру болтливый рот.
Кто трепливее, тот и лишний, не так ли, глукщская переписчица?
— Думаю, все помнят о нашем проекте реорганизовать септимы в гексы, — прояснила свою мысль Ангелоликая, — ну так вот: время пришло!
Пришло? Да так быстро… Вернее, не быстро, но так неожиданно…
— Представители скольких септим здесь собрались? — вела дальше непостижимая госпожа.
Оказалось, хоть кто-то сохранился от всех одиннадцати.
— Отлично! — просияла Мад. — По одной участнице мы можем отсеять от каждой септимы. Начнём с септимы моей давней любимицы, царевны Оксоляны. Что скажешь, дорогая, кто у вас лишний?
— У нас… — Оксоляна так опешила от скорости, с которой Ангелоликая ей предоставила слово, что с явным трудом собрала разбегающиеся мысли. — В нашей септиме самой лишней является… разумеется, Кси! Ну кто же ещё, как не она, грязная шлюха?
— Замечательно, — поощрила Мад, — одну вычёркиваем. Переходим к следующей семёрке. Ею руководит заслуженная…
Пока Мад переходила к заслуженной руководительнице второй — самой чистенькой — септимы, ловкая телохранительница госпожи пристроилась сзади к порядком ошарашенной Кси, чтобы её по-настоящему вычеркнуть. В лучах утреннего солнца тускло сверкнул кинжал.
И одной грязной шлюхой в септиме стало меньше.
Или нет, в гексе… Ну да, мы же теперь гекса.
* * *
Чего стоило уговорить Бабозо проиграть свою коллекцию одноногому пирату Зильберу! Можно подумать, он потерял не сотню бутылочек с морской водой, а сто настоящих фаллосов. Уж и так он кряхтел, и этак, и играть-то сперва согласился лишь по одной бутылочке.
Лишь одно хорошо — у азартного инвалида и мысли не могло возникнуть, что ему намеренно поддаются. Нет уж, за каждый выигрыш одноногого Бабозо досыта его накормил своей самой крепкой, отборнейшей ненавистью! И был искренен, да, очень искренен.
Не владей инвалидом собственная злая страсть, он давно бы уже прекратил игру и пытался соперника зарезать — просто за всё, что пришлось от него выслушать. Но ведь как ты его зарежешь, когда он прямо сейчас тебе крупно проигрывает — и теряет ставку намного больше, чем жизнь.
Правильно сделала Кэнэкта, что велела впустить старого Зильбера сюда — не поддалась на встречные уговоры Бабозо, который клятвенно заверял: «Проиграюсь дотла, но лучше уж там, у Кривого Джабы!».
Нет уж, у Джабы, да будь тот хоть трижды крив, за ловким игроком вроде Бабозо — в жизни никто бы не уследил. Прямо здесь, в «Битых склянках», на глазах у Кэнэкты и Переса, он ухитрялся такое откалывать, что крокодила ему лысого вместо Джабы! Чуть задумаешься или задремлешь, глшядишь — а хитрец уже запустил звговорённые кости и отыгрывается быстрей, чем теряет.
Читать дальше