— Не ссорьтесь, дорогие мои. Мы сделали сегодня великое дело, и все мы запомним этот прекрасный день. Я верю, что все наши силы сработали как нельзя лучше. Я верю, что каждая из боевых септим следовала инструкции в самой скрупулёзной точности. Верю, пусть и не могу этого гарантировать, — Ангелоликая тоже посмотрела на Клементину и Рюх, и те покрылись пятнами от неравномерного прилива к коже бальзамов. — А ещё я верю себе. И я знаю, что все сто четыре флакона в нашей церемонии сработали! И я знаю, что там, где они сработали, не осталось ничего живого.
— Спасибо за всё, Ангелоликая… — с чувством прошептала царевна. Ух, наконец-то получилось.
— Благодарю вас за драгоценное ваше доверие! — добавила от себя и Лейла, но именно что добавила. Оксоляна-то успела раньше.
— Вместе с тем, — в этот миг тон Ангелоликой поменялся, стал крепче, но утратил оттенок благостности, — я помню и о требованиях необходимой осторожности. Сейчас, когда мы в Саламине сделали решительно всё, что могли, самое время уносить ноги. Да поскорее, пока пираты не опомнились. Мы только что потопили корабли Кьяра, но все ли пятнадцать потопили, или один всё же избежал общей участи — пока неизвестно…
Скорее, один избежал, с тоской подумала Оксоляна. И если какой избежал — то именно флагманский, тот, на котором остались в подлой своей недосягаемости капитан Кьяр и первый помощник Перес. Именно до этого корабля в её септиме никто так и не дотянулся. Ибо там — вот уж корабль уродов! — ни одна собака не заинтересовалась мёртвыми женщинами.
Что ж, тем скорее надо следовать указанию Мад. То есть, согласно малоизвестной в пустынях Уземфа поговорке, родившейся где-то здесь, на берегах моря Ксеркса, в рыбацкой и контрабандной среде…
Короче, «сматывать удочки».
* * *
Полёт от Ярала к Саламину на воздушном замке много времени не отнимает. Прилетела — и вволю проверяй свои неясные предчувствия. Нет, сначала, конечно, с верными людьми доберись до города из той глуши, где замок тебя высадил, запутай на всякий случай следы. Угнездись в том портовом притоне, который тебе верен, свяжись по приезде туда с Пересом и Кьяром, разошли распоряжения с мелкой портовой шпаной.
Вот на этих-то действиях время и набирается. Ускоряться — себе дороже. Саламин — город морских разбойников. К чужакам там относятся настороженно, либо, что намного хуже — с нездоровым интересом. То есть, с особым интересом, никак не совместимым с крепким здоровьем того, кем интересуются.
Если ты, или кто-то из твоих людей опознан как чужак — плати. Да-да, плати и живи дальше. Но есть одна тонкость: кто слишком щедро платит, тот тоже нарывается. Город откровенно разбойничий, здесь вам не Адовадаи.
Потому никаких прогулок на виду. Терпение, осторожность, оглядка.
Благо, на время твоего отсутствия в Ярале, с делами сносно справляется Дулдокравн.
Первыми госпожу Эрнестину, спрятавшуюся от лишних глаз в номере-люкс портового заведения «Битые склянки» посетили её главные представители в Саламине — Кьяр и Перес.
Кьяр — вежливо-предупредительный, общими повадками похожий на имперского морского офицера, каковым он, в сущности-то, и был. Но притом — опасный бретёр, способный хоть кого одолеть в честном, да и не очень, поединке. Пару-тройку лет назад, когда Кьяр набирал свои первые очки в Саламине, образ «добропорядочного» моряка многих ввёл в заблуждение. Потому-то теперь его считают особо хитрым и ловким притворщиком.
Перес — простой моряк из Адовадаи, выбившийся из портовых низов. Опирался на собственный характер и природный ум — их оказалось более, чем достаточно, чтобы выйти — по крайней мере, на вторые роли. Проявил себя уже здесь, в Саламине, а на родине имел мало жансов выдвинуться — «заедала среда». Там, в портовых низах Адовадаи, остался родной брат Переса, Гуго — так тот мало куда годился. По просьбе Переса и из сострадания Эрнестина Кэнэкта взяла его братца вышибалой в «Ржавый якорь» — в главный свой трактир в Адовадаи, по сути, в разведываиельный штаб. Кстати, Перес когда-то тоже побывал в «Ржавом якоре» вышибалой, но прослужил там не более недели. А Гуго — тому понравилось, он там надолго.
Когда тревоги и подозрения невнятны для тебя самой, особенно трудно перейти к из сути. Ждёшь от собеседника: вдруг натолкнёт тебя на какую-то светлую мысль в нужном направлении. Потому-то Кэнэкта начала с самого общего вопроса. Поинтересовалась у Кьяра, что происходит в Саламине.
Читать дальше