Елена Пильгун - Мысленный волк, или Точка росы

– И чего ты хочешь от меня, светлый?

Охотник стоял, перенеся весь вес своего тела на край подошвы ботинок. Вот и обувь опять не по погоде… Ветер держал его на своих руках, не давая упасть. Да боги Сети, падать легко! Хоть на спину сейчас, в снег, распластавшись морской звездой, и смотреть в высокое небо Аустерлица, хоть на колени, ибо нет внутри гордости, только тоска да злоба звериная. Обнять. Обматерить. Ударить. Уйти. Ничто не решит проблему.

– Я постараюсь вырваться когда-нибудь домой или сюда, в Москву, на выходные, не могут же они меня штатной золушкой сделать, – сбивчиво начал шутить Флин, но что теперь звон мелочи, когда разменяна самая крупная купюра?

– Чего. Ты. Хочешь. От. Меня? – медленно, как капли патоки, летели в метель слова.

– Прошу, дай мне неделю. Вечера. Без транскода и звонков, – Флин вцепился в широкие плечи японца, ловя взгляд ладожских синих глаз. – Я ни черта-а не успеваю… Я постараюсь все доделать и вернусь.

Молчание. Ну пойми ты уже меня, волк… Хотя какой ты нахрен волк, если я тебя, как пса, сейчас уговариваю отстать от меня?

– Я чувствую, что я теряю время, – Флин выдавил из себя Истину, как надоевший гнойник. – Такого не было раньше… А сейчас все проходит мимо. И я теряю над всем контроль.

«Ну, скажи еще „тебя слишком много, Охотник“, и точно в челюсть получишь», – прокомментировал внутренний голос, смотря в глаза… через глаза… за глаза… и видя весь мир. Все встречи. Измайлово и Царицыно. Мартовская Петропавловка. Августовское Сити.

– Удачи, – вдруг искренне улыбнулся Охотник, только глаза его были уже не ладожской синью, а мраком грозы над Финским. – Я уверен, что ты с пользой потратишь время. А теперь, пока еще ты мой, поехали на Таганку. Обратный поезд у тебя рано утром, насколько я помню.

Флин вздрогнул, прошитый электрическим разрядом от короткого «пока еще ты мой». Непутевая птица ты, Фаэтон. Столько наговорил, что впору проклясть себя уже, а главного не сказал. То самое, что шептал тебе отец, баюкая по ночам. «И тогда назовешь себя счастливым, когда будешь свободен». А это плен. Клетка. Всем от меня надо канарейки по вызову. Даже тебе, Ши. Развернуться бы сейчас как ты, Охотник, и уйти… В другую сторону. Только черта с два это назовешь потом Нейтралью. Это называлось сделать Выбор.

И Флин не ушел. Догнал Шикари, а тот взял его за руку. Горячий июль и февральский лед.

И была ночь на Таганке. Такая же сумасшедшая, как многие ночи до этой, только пахла она безысходностью будущих потерь. Охотник пытался надышаться своим Овером впрок, сколько возможно, уже подсознательно чувствуя, что теперь его жизнь будет расписана графиком «Пустельги» раз в месяц или два, а времени свободного будет столько, что хоть удавись, не зная, как его убивать… Тихо стонала залетная птица, обдирая когтями кожу на спине, а внутри, на дне бушующего моря обожания, рождался крик, адресованный то ли прошлому, то ли будущему.

И только в последний момент Шикари успел извернуться под дрожащим на грани Флином и вцепиться зубами в уголок подушки, не давая вольную протяжному и необъяснимому «О-о-овердр-р-а-а-айв».

Где-то за шестьсот километров к северу одинокое старое сердце выдало глубокий провал в пару секунд, а метель с новой силой взялась за обе столицы, тщетно пытаясь замести все пути-дороги.

«А если там под сердцем лед, то почему так больно жжет…» 4 4 Мельница – Любовь во время зимы

Флин тихо застонал и прижался губами к шее Охотника.

– Ничего не останется от нас, нам останемся, может быть, только мы, и крылатое вьется пламя между нами, как… 4 – тихо прошептал тот, с трудом подавляя в себе желание рывком отстраниться.

Шея так и оставалась запретным местом номер один, раздери троян, сколько не пытался Шикари перебороть в себе животное, инстинктивное желание защитить сонную артерию. Ладно, отвлечься.

– Один вопрос, свет… Зачем тебе все это?

Истину. Истину, хакер, сейчас или никогда.

– Вернуть отцу «Div-in-E», – едва слышно ответил Флин. – Я должен это сделать.

Утро понедельника встретило Шикари Такахаси зависшим турникетом на проходной и начальником в режиме свободной генерации идей. И если первое пережить можно было – выражение лица лаборанта в отделе сверхточной оптики, фотомордочка на пропуске и только что вылупившийся дракончик – суть одно и то же, то второе грозило неприятностями.

– Дорогой ШИкари…

– ШикАри!

– М-м-м… А почему именно на второй слог, всегда хотел спросить?