Уильям Гибсон - Нейромант

Он снова дрожал, его голос визжал.

— Милый, — сказала она, поднимаясь с тряпья, — иди сюда и поспи. Я посижу, если хочешь. Тебе нужно поспать, ладно?

Ее мягкий акцент был подчеркнут сном.

— Просто поспи, ладно?

Когда он проснулся, ее не было. Огонь угас, но в бункере было тепло, солнечный свет косо падал сквозь вход и отбрасывал искривленный прямоугольник золота на вспоротый бок канистры с пищевым рационом. Это был транспортный контейнер; он помнил такие по докам Чибы. Сквозь прореху в его боку можно было видеть с полдюжины ярко-желтых пакетов. В солнечном свете они выглядели как гигантские куски масла. Живот свело от голода. Выкатившись из гнезда, он пошел к канистре и выудил один из пакетов, моргая и рассматривая маленькие надписи на дюжине языков. Английский был в самом низу списка. АВАР. РАЦИОН, ВЫСОКОПРОТ. «ГОВЯДИНА», ТИП AG-8. Перечень питательных составляющих. Он порылся и вытащил еще. "ЯЙЦА".

— Если ты изготавливаешь это дерьмо, — сказал он, — ты мог бы положить сюда кое-какую реальную еду, окей?

С пакетом в каждой руке он прошел через четыре комнаты сооружения. Две были пустыми, не считая наносов песка, а в четвертой оказалось еще три канистры с рационом.

— Конечно, — сказал он, трогая пломбы. — Оставайся здесь надолго. Я понял идею. Конечно…

Он обыскал комнату с очагом и нашел пластиковую канистру, наполненную, как он решил, дождевой водой. Рядом с гнездом из одеял, у стены, лежала дешевая красная зажигалка, моряцкий нож с потрескавшейся зеленой ручкой, и ее шарф. Тот все еще был завязан и заскорузл от пота и грязи. Он воспользовался ножом, чтобы открыть пакеты, и высыпал их содержимое в ржавую банку, найденную у печки. Он налил воды из канистры, размешал получившуюся кашу пальцами, и поел. На вкус это смутно напоминало говядину. Когда банка опустела, он бросил ее в очаг и вышел. Далеко за полдень, по ощущению солнца, его угла. Он сбросил свои сырые нейлоновые туфли и был поражен теплотой песка. В свете дня побережье было серебристо-серым. Небо безоблачное, голубое. Он обошел угол бункера и зашагал к прибою, уронив свою куртку на песок.

— Не знаю, чьи воспоминания ты используешь для вот этого, — сказал он, когда достиг воды. Он содрал с себя джинсы и пнул их в мелководье, отправив за ними футболку и нижнее белье.

— Что ты делаешь, Кейс?

Он повернулся и обнаружил ее в десяти метрах ниже по побережью, белая пена скользила мимо ее лодыжек.

— Я обоссался прошлой ночью, — сказал он.

— Ну, тогда ты не захочешь это носить. Соленая вода. Будет раздражение. Я покажу тебе один прудик там в горах. — Она неопределенно указала за свою спину. — Он свежий.

Линялые французские штаны были оборваны выше колен; кожа ниже их была гладкой и коричневой. Бриз запутался в ее волосах.

— Слушай, — сказал он, сгребая свои вещи и направляясь к ней. — У меня есть вопрос к тебе. Я не буду спрашивать тебя, что ты тут делаешь. Но что именно я, по-твоему, делаю здесь?

Он остановился, мокрая черная штанина джинсов шлепала ему по голому бедру.

— Ты пришел прошлой ночью, — сказала она. Она улыбнулась ему.

— И этого тебе достаточно? Я просто пришел?

— Он сказал, что ты придешь, — сказала она, морща нос. Она пожала плечами. — Он знает такие вещи, я думаю.

Она подняла левую ступню и стерла ею соль с другой лодыжки, неумело, по-детски. Она улыбнулась ему снова, уже менее уверенно.

— Теперь ты мне ответь, окей?

Он кивнул.

— Как вышло, что ты так раскрашен коричневым, весь, кроме ступни?

— И это последнее, что ты помнишь? — Он смотрел, как она соскребает остатки рагу сухой заморозки с прямоугольной крышки стального ящика, которая была их единственной тарелкой.

Она кивнула, ее глаза были огромными в свете огня.

— Мне жалко, Кейс, клянусь Богом. Это было просто из-за наркоты, наверное, и это…

Она нагнулась вперед, обхватив руками колени, ее лицо на несколько секунд исказилось от боли или воспоминаний о ней.

— Мне нужны были деньги. Чтобы попасть домой, наверное, или… черт, — сказал она, — ты со мной почти не разговаривал.

— Сигарет нет?

— Черт возьми, Кейс, ты у меня это уже десять раз спросил сегодня! Что с тобой не так? — Она захватила ртом прядку волос и пожевала ее.

— Но еда была здесь? Она уже была здесь?

— Я сказала тебе, блин, ее вынесло волнами на чертов берег.

— Окей. Конечно. Концов нет.

Она вновь начала плакать, всхлипывая без слез.

— Черт бы тебя побрал, Кейс, — наконец выдавила она из себя, — мне здесь и одной было хорошо.