Александр Белаш: Роботы-мстители

Спящий Звон, как пес, задвигал ногами, заворочал головой; Лильен и Фосфор переглянулись и накрыли его дырявым половиком.

— Вы уже потеряли троих, — жестоко напомнил Фосфор. — Коса ранена. И с нами этот… примкнувший. Он даже не соображает, с кем связался. Он может разозлиться, что Лильен к нему неласкова, и выдать нас. Пока он спит, я предлагаю сняться и сменить базу. Устроимся где-нибудь… на Реке, к примеру. До Озера на Левой Реке по прямой километров тридцать; за ночь доберемся, а Косу я унесу на себе. Оставим Звону денег; он парень бывалый, не пропадет. Ну, что?

— Может, я и ранена, — вздернулась Коса, — но я не дохлая! До ремонта стяну ногу потуже и смогу ходить. А бросать Звона — это подло. Человек нам столько добра сделал! Надо хоть помочь ему скрыться.

— Где?.. Это нам любая нора сгодится, а человеку нужен какой-никакой дом. Я звонил Бирюзе, — Фосфор поглядел на молчащую Чару, — даже она принять гостей боится, а ведь живет без контроля. Вот что значит — четвертая версия ЦФ! Недоделки, одно слово. И Фанк такой же. Даже будь он на свободе, ничем не помог бы.

— Не говори так о мертвом, — остерегла Чара. — Ты молодой, не знаешь, скольким нашим Фанк давал приют и точные советы. И даже если ты «шестой», не заносись перед «четвертыми»; у них есть свои достоинства.

— Они не могут верить в Бога.

— Тоже, нашел дефект!.. — Лильен, сев рядом, потрогала кулон, что висел на груди Фосфора, обозначая его принадлежность к Церкви Друга; никому другому варлокер бы не позволил так вести себя, но своей девушке — можно.

— Чтобы жить, надо во что-то крепко верить, — убежденно сказал Фосфор. — Вот, в Каре, откуда Звон, верят в великую свободу. Он потому и не боится ничего, что у него такая вера. И он еще из лучших; у других свобода — в том, чтобы менять девчонок, как носки, и дурь глушить. Я не хочу с ним расставаться по-плохому или гнать его, но с ним надо разойтись. Он — слабое звено, и рано или поздно он сломается.

— Мы его не держим; если он уйдет — то сам, отталкивать нельзя, — заявила Чара твердо. — Подумай — мы же ТЕБЯ не гоним? А ведь ты к нам пришел все по той же причине…

— Причина — это я, — Лильен обняла Фосфора, положив голову на его широкое плечо. — Я хорошая причина, да? Ты меня любишь?.. Давай не будем выгонять Звона. Он тоже будет защищать меня, если придется.

— Да, а я — его, если споткнется. По Закону.

— Защитников не выбирают, они сами являются, — ответила Лильен словами из Косичкиных речей, в свою очередь взятых из геройских фильмов.

— Вот этим-то он мне и дорог, — объяснила Чара. — Из нас любой придет на помощь по Закону, а среди людей таких надо искать. Звона искать не понадобилось. И он, заметь, не отступился, когда вы с Лильен стали близки. Значит, его ведет не одно чувство к ней, а нечто большее. Люди тоже обладают встроенным законом; это мне сказал Святой Аскет, — прибавила она. — У них есть инстинкт справедливости.

— Не у всех, — Фосфор накрыл Лильен полой плаща; она прижалась к нему и затихла. — У Хармона его нет. Этот никогда ни за кого не вступится — он серых подставит.

— И ты считаешь, что нам надо отказаться от войны и оставить его в покое? — спросила Чара напрямик. — Чтобы проект чувствовал себя комфортно и продолжал работать без помех?

Фосфор ответил не сразу.

Ему было неловко; ответить «да» означало рассориться с Лильен, для которой он стал надеждой, а ответить «нет» — значит, продолжить участие в безумной, хоть и прозрачно искренней авантюре Чары. Он бы хотел вывести эту семью из-под удара и войти в нее, остаться с Лильен. Фердинанд и Звездочет — не враги; когда шумиха стихнет и карантин закончится, они как-нибудь придут к согласию, кто чей. Наконец, он сможет уйти от Детей Сумерек, осточертевших ему своими мафиозными замашками. Но, видно, не судьба развязать этот узел… Лишить Чару лидерства можно, только убив ее, но дочери с ней заодно, они ему не подчинятся. Потеря за потерей их уже не страшат, а озлобляют, словно их ненависть разделена на всех, и уходящие отдают свою долю живым, и она накапливается.

И он тоже ненавидел проект. Понятие его о Хармоне было простым и ясным: это человек-хищник, хуже маньяка — хуже потому, что им руководит не извращение, а служебный долг. Для него истребление мыслящих существ — планомерная работа с ежегодными отчетами. Больше убьешь — и ты молодец, и тебя премируют.

Примерно тем же занимались и чиновники, что сокращали социальные расходы, — без стрельбы, постепенно изнуряя людей неврозами и недоеданием. Но людям можно помочь деньгами, а своим, внесенным Хармоном в списки на уничтожение, — только делом. Как ни слаба Чара с оставшимися дочерьми, она права — надо дать Хармону понять, что безнаказанным он не останется и что всегда найдется кто-нибудь, кто отомстит за всех заранее приговоренных баншеров. Люди сами учат, что маньякам надо решительно сопротивляться, чтобы уцелеть.