Александр Белаш - Роботы-мстители

Через пять минут Хиллари держал в руках порошок (растворить в теплой воде и залпом выпить), баллончик с успокоительным газом и с дозатором (через три вдоха перерыв на шесть минут) и полную программу реабилитации: режим, график, диета, список медитативных кассет и лекарств, нормализующих кровообращение и питание мозга. Но все это было не то, чего Хиллари так страстно желал:

— Нанджу… Сделай мне что-нибудь, сними приступ. Я не могу больше терпеть! Мне плохо; я боюсь, что…

— Алдорфин в вену ты от меня не получишь. Я не хочу делать из шефа табельного наркомана, — Нанджу была несгибаема. — Прими все по схеме, и через полчаса тебе станет лучше, и ты уснешь.

— Я проведу это время у тебя, можно? Мне страшно…

— Очень сочувствую, Хиллари, но в такие моменты человек словно возвращается в детство. Между врачом и пациентом возникают отношения типа «родитель-ребенок», а это уже потеря самостоятельности и вынужденная психологическая связь. Ты можешь с этим справиться сам. Ты уйдешь отсюда так же, как и пришел, по доброй воле и личному побуждению.

Хиллари поблагодарил младшего врача. Как психолог, он понимал, что Нанджу говорит чистую правду, но как человек — он хотел доброты и участия. Его пугало одиночество. Остаться в пустой комнате наедине со своими страхами было для него мучительнее, чем все возможные в будущем слухи и сплетни.

Он выпил разведенный порошок и подышал газом, он пробовал медитировать и петь мантры. Он пытался молиться и бить поклоны — все без толку: тоска сгущалась, сердце билось, страх не отступал. Он давно снял пиджак, расстегнул все пуговицы на рубашке, но удушье не проходило. Он включил кондиционер на + 16°С и сидел на кровати, клацая зубами от холода. Он метался по комнатам, держась за голову, несколько раз хватая трэк, чтобы набрать номер и снова вызвать Нанджу, но бросал его, подержав пару секунд. Он даже пробовал скулить — но страх цепко держал его в своих липких лапах. Чтобы дышалось свободнее, Хиллари вынул из брюк ремень и, задержав в руках узкую полоску хорошо выделанной кожи, вдруг поймал себя — нет, не на мысли, а на желании, остром пронзительном желании сделать из ремня петлю, накинуть ее на шею и… повеситься. И все муки тотчас же кончатся! И тут Хиллари испугался по-настоящему. Он не мог больше доверять себе; нельзя дольше оставаться одному, надо спасать себя от самого себя. «Я должен что-то придумать, — приказал себе Хиллари, — недаром же мне дан такой мозг…» И он решился.

Фанк вздрогнул, вскинул голову и озадаченно уставился на шефа «Антикибера», когда щелкнул замок, дверь ушла в пазы и Хиллари предстал перед ним. Фанк, опираясь спиной о стену и скользя руками, поднялся, уступая место. Хиллари, трясясь крупной дрожью и сжимая под мышкой скатку спального мешка, опустился на приподнятый над уровнем пола мягкий пластик, где обычно лежали киборги. Ни мебели, ни туалета здесь не было; здесь вообще ничего не было. Не глядя по сторонам, Хиллари развернул мешок и начал устраиваться на ночлег. Фанк глядел на него в изумлении:

— Что-нибудь случилось?

— Если ты еще скажешь хоть слово, я буду бить, пока рука не устанет!

Фанк уселся рядом на корточки, внимательно вглядываясь в Хиллари. Затем, отведя взгляд и помолчав, он негромко подытожил:

— Все люди одинаковы.

— Это ты к чему? — Хиллари разделся и теперь складывал одежду аккуратной стопкой в изголовье.

— Хлип тоже так говорил. И зеленые тоже курил. С них все и началось…

— Постой, — Хиллари развернулся к Фанку, — ты же не чувствуешь этого запаха. У тебя слабый, примитивный ольфактометр…

— Зато у меня очень зрячие глаза, — парировал Фанк, — а еще — мозг, память и опыт. Хотя, — тут он горько улыбнулся, — зря я этим горжусь. Может быть, завтра у меня уже ничего не будет.

— До завтра еще дожить надо, — ободрил его Хиллари, дрожа от озноба и радуясь двойной радостью: во-первых, Фанк все помнит, а во-вторых, приступ кончается.

— Это неприятно, но не смертельно; твои основные жизненные показатели в пределах допустимой нормы, — успокоил его Фанк. Кому-кому, а киборгу в этом верить можно — они видят тепло тела и работу сердца; недаром он так пристально всматривался.

— Не ожидал меня увидеть?

— ТАКИМ и ТАК — меньше всего, — Фанк покрутил головой, словно проверял, способна ли она двигаться, — даже в мыслях не было. Я думал — если ты придешь, то лишь затем, чтобы…

— Я ведь фанател по Хлипу. У меня в детской до сих пор приклеен к стене ваш постер, где мы втроем. Теперь я хочу соскоблить его.