Дэвид Геммел - Тёмный Принц

— А у нее мощная сила, — проговорил Лесной Царь, взирая на собственный спящий образ в нескольких шагах в стороне.

Спартанец не ответил, и Горгон направился во главе отряда в дремучие дебри леса; Парменион и Бронт пошли следом, Аттал пошел замыкающим сразу за кентавром и мальчиком.

Как и сказал Горгон, путь был темен, и они мало продвинулись за первые два часа. Затем сквозь переплетенные ветви начал просачиваться рассвет, но не было никакого пения птиц, встречающих новый день, и вообще всё было тихо.

Но ближе к полудню, Горгон во главе большой колонны взмахнул рукой и бросился в подлесок, двигаясь с поразительной для своей комплекции быстротой. Остальные быстро последовали за ним, Парменион схватил Камирона и повалил кентавра на бок. На миг копыта создания вскинулись в воздух. — Тихо! — прошептал Спартанец. С севера послышался звук множества шагов по лесному ковру. Бросившись на живот, Аттал раздвинул заросли перед собой и увидел отряд солдат, выступающий из-за деревьев всего в тридцати шагах. Они маршировали сплоченным строем, неся копья на плечах.

Когда они ушли, Горгон встал из своего укрытия, и группа двинулась дальше, на этот раз отклоняясь больше на север.

Парменион отстал, поравнявшись с Атталом. — Сколько насчитал? — спросил Спартанец.

— Восемьдесят пять. А ты?

— Тоже. Это означает, что впереди нас ждут еще одни. — Парменион глянул назад. — Надеюсь, она их обойдет.

Аттал кивнул, но вслух ничего не сказал.

***

Дерая сидела под луной, занятая печальными мыслями. Вот оно, думала она с хладнокровной уверенностью, эта ночь станет последней в ее жизни. Для того, чтобы задержать Македонов и дать Пармениону уйти как можно дальше, она должна была поддерживать заклинание, но из-за этого ей приходилось оставаться на поляне, отвлекая воинов Царя-Демона на себя.

Ночь была прохладна, ветки ближайших деревьев купались в серебристом свете. На поляну вышла лиса, привлеченная трупом Пожирателя. Она осторожно покрутилась возле останков, затем, уловив гнилостное зловоние от мертвого чудовища, убежала в обратно заросли.

Дерая глубоко вздохнула. Золотистый камень источал тепло в ее руке, и она посмотрела на него, дивясь его красоте и силе. Аристотель вручил его ей, когда они стояли в Кругу Камней.

— Что бы ты ни пожелала — в пределах разумного — обеспечит этот камень, — сказал он ей. — Он может обратить камни в хлеба, или хлеба в камни. Используй его бережно. — Камень был золотым лишь отчасти, его покрывали янтарные прожилки. Но, пока она держала заклинание, черные линии утолщались, и сила в этом куске ослабевала.

— Где ты его нашел? — спросила она у мага.

— В другой эпохе, — ответил он, — до того, как океаны поглотили Атлантиду и мир переменился.

Сжав камень в кулаке, она обвела взглядом поляну, остановившись на изображении спящего Пармениона. Ее удивила мысль, что эти пять дней, проведенных в Ахайе, удвоили их совместно проведенное время.

Ее сознание обратилось в прошлое на годы назад, оживляя в памяти сады в Ксенофонтовом доме под Олимпией, где она и Парменион, без всякой осторожности, целовались, соприкасались и любили друг друга. Пять дней: самые длинные и самые короткие пять дней в ее жизни. Самые длинные потому, что ее воспоминания постоянно витали в них, цепляясь за каждое мгновение страсти, а самые короткие из-за груза многих бесплодных лет, которые последовали затем.

Жрица Тамис стала источником боли, которую испытывала Дерая, но, сказать по правде, невозможно было ненавидеть ее за это. Старая женщина была одержима мечтой, ее сознание занимала одна амбиция — предотвратить рождение Темного Бога. Пройдя пути многих будущих, Тамис узнала личности всех мужчин, которые могли быть использованы Хаосом для зачатия демона. И ей был нужен человек, который стал бы орудием против них — Меч Истока.

Ради достижения своей цели она сделала так, что Дераю выслали из Спарты и бросили в море у берегов Трои со связанными за спиной руками. Когда Парменион узнал, какая участь ее постигла, в нем поселилась страшная ненависть, которая изменила всю его судьбу и отправила его по пути мести. Все это спланировала Тамис, дабы Парменион стал человеком той судьбы, которую уготовила она для него.

Было бы только лучше, подумала Дерая, если бы я умерла в том море. Однако Тамис спасла ее и стала содержать в Храме как пленницу, наполняя ее голову ложью и полуправдой.

И для чего?

Парменион убил всех предполагаемых отцов, кроме одного. Самого себя.