Дэвид Геммел: Тёмный Принц

Золотоволосый ребенок сидел один, как обычно, и гадал, погибнет сегодня его отец или нет. На некотором расстоянии, за дворцовым садом, его нянька разговаривала с двумя стражами, которые охраняли его в дневное время. Солдаты, суровоглазые воины, не смотрели на него и нервно отстранялись, когда он появлялся рядом.

Александр привык к такой реакции. В свои четыре года он уже понимал это.

Он с грустью вспоминал события трехдневной давности, когда его отец, снарядившись на войну, подошёл к нему в этом самом саду, в сияющем на солнце нагруднике. Доспех был так прекрасен, что Александр протянул руку, чтобы потрогать сверкающие железные пластины, обрамленные золотом, с шестью золотыми львами на груди. Но когда он потянулся к ним рукой, Филипп резко отстранился.

— Не трогай меня, парень! — проворчал он.

— Я не пораню тебя, Отец, — прошептал принц, глядя снизу вверх на обрамленное черной бородой лицо с ослепшим правым глазом, похожим на огромный опал под уродливым шрамом на лбу.

— Я пришел попрощаться, — буркнул Филипп, — и сказать, чтобы ты был прилежным. Учи уроки как следует.

— Ты победишь? — спросил ребенок.

— Победа или смерть, парень, — ответил Царь, встав на колено, чтобы посмотреть сыну в лицо. Он, казалось, смягчился, хотя выражение его лица оставалось напряженным. — Есть на свете такие, кто не верит, что я одержу победу. Они помнят, что Ономарх взял верх во время последней нашей схватки. Но… — его голос понизился до шепота, — когда стрела вонзилась мне в глаз при осаде Метоны, они говорили, что я не жилец. Когда я свалился с лихорадкой во Фракии, эти люди клялись, что сердце мое остановилось. Но я македонянин, Александр, и я так просто не умру.

— Я не хочу, чтобы ты умирал. Я тебя люблю, — произнес ребенок.

Лишь на мгновение лицо Филиппа смягчилось, рука его поднялась, словно бы для того, чтобы погладить сына по голове. Но мгновение миновало, и Царь поднялся на ноги. — Будь молодцом, — сказал он. — Я буду… думать о тебе.

Звук детского смеха вернул Александра из воспоминаний в настоящее. Он слышал, как за садовыми стенами играли дворцовые ребятишки. Вздохнув, он пошел посмотреть, какую игру они затеяли в этот раз. Должно быть, то была Черепашья Охота или Прикосновение Гекаты. Иногда он наблюдал за ними из окна своей комнаты. Одного из ребят выбирали на роль Гекаты, богини смерти, и он должен был искать остальных, найти, где они спрятались, дотронуться и превратить в рабов. Игра продолжалась до тех пор, пока все ребята не будут найдены и превращены в рабов Смерти.

Александр вздрогнул, несмотря на яркое солнце. Никто не звал его играть в такую игру. Он посмотрел на свои маленькие руки.

Он не хотел, чтобы пес умер; он любил щенка. И он очень старался, всегда сосредотачиваясь на том, чтобы, когда гладит собаку, его сознание было спокойным. Но однажды игривый песик кинулся на него, сбив с ног. В этот миг рука Александра метнулась сама собой, легонько стукнув животное по шее. Внезапно пес упал, глаза его остекленели, лапы задергались. Он умер за считанные секунды, но, хуже того, он разложился в считанные минуты, и сад тут же наполнился смрадом.

"Я не виноват", — хотел сказать мальчик. Но он знал, что это была его вина; знал, что на нем лежит проклятие.

В кронах деревьев запели птицы, и Александр улыбнулся, глядя на них. Закрыв свои зеленые глаза, мальчик позволил их пению проникнуть в себя, заполнить свое сознание, смешавшись с его собственными мыслями. Тогда песни стали обретать одному ему понятные смыслы. Не слова, но чувства, страхи, маленький гнев. Птицы галдели, предупреждая друг друга.

Александр посмотрел вверх и запел: — Мое дерево! Мое дерево! Убирайся! Убирайся! Мое дерево! Мое дерево! Лети прочь, не то убью!

— Дети не должны петь об убийстве, — строго сказала ему няня, которая появилась поблизости, но держалась, как всегда, на некотором отдалении.