Вера Чиркова - Проклятый эксперимент. Бонна

– Ты зовешь принявших тебя людей родителями? – сухо проскрежетал Экард, и донна невесело усмехнулась:

– Они меня не принимали. Двадцать лет назад они всем объявили о рождении ребенка. Немного преждевременном, но никто не сомневался. Я всю жизнь считала себя их родной дочерью и ни разу не почувствовала ни обиды, ни несправедливости.

– Зачем же тогда… – Маг не договорил, отвернулся к очагу и занялся помешиванием углей.

– Около года назад я случайно подслушала разговор и сделала свои выводы, – неторопливо, обдумывая каждое слово, произнесла донна. – А недавно рассказала свою историю магистрам, и они спросили меня, хочу ли я встретиться с отцом. Это было очень неожиданно, я ведь считала настоящих родителей давно погибшими. Или не желавшими меня знать, раз подбросили в башню батюшки и забыли. Но поскольку родной отец остался жив и просто не знал о моем существовании, то не сказать ему правды и не дать возможности познакомиться со мной было бы слишком жестоко.

– Ну вот сказала ты ему о себе, посмотрела – и что дальше? – горько и почти враждебно осведомился Экард. – О чем ему с тобой говорить, если для него ты даже никогда не рождалась? Если осталась в памяти давно погибшей мечтой о ребенке и счастливой семье? Как взять и в один миг зачеркнуть все прожитые годы, все муки и обращенные к богам проклятия? Как забыть тот проклятый день?

Он снова смолк и отвернулся, глотая боль, а Лиарена вдруг почувствовала себя невероятно уставшей и опустошенной.

– Если можешь, отправь меня в замок или в обитель, там дела ждут, – хмуро предложила она, надеясь немедленно распрощаться с непринявшим ее отцом. – А если нет, я тут немного посижу и уйду сама, сразу, как только наберусь сил. Сейчас просто не могу – вчера два раза ходила и сегодня привела в замок Ниверта.

Договорив, донна выпрямилась в ожидании решения мага и привычно откинула назад голову, как неосознанно делала лишь тогда, когда были задеты ее гордость или самолюбие.

– Ох, боги… – глянув на нее, проскрежетал Экард, вскочил и опрометью ринулся прочь.

Некоторое время Лиарена сидела, покорно сложив руки на коленях, и хмуро поглядывала на занавесь, за которой скрылся маг, потом принялась осматривать место, куда он ее принес. Трудно было назвать человеческим жильем это необычное помещение, и, тем не менее, по-видимому, именно тут Экард и жил. Больше всего оно походило на пещерный дом, какие строили жители западных ущелий, так как только внутренние стены были вырублены в скале, а наружные – сложены из неотесанных булыжников.

Скудная мебель тоже была под стать стенам, грубо сбитые из толстых жердей кресла и стол, накрытый вместо столешницы каменной плитой. Только одна вещь выделялась тонкостью работы и изящно отделанной рамой – висевший под светильником портрет.

Лиарена не выдержала и направилась к нему, начиная подозревать, кто именно может быть там нарисован.

Она сразу поняла, что угадала, едва подошла ближе. Так походить на нее могла бы лишь старшая сестра, слишком молода была изображенная на портрете женщина.

Светились живым лукавством карие глаза, спадали на грудь пышные локоны небрежно перевитых алой лентой волос, чуть сдвинулась с плеча вышитая серебром широкая оборка летнего платья. Но лучше всего удалась неизвестному художнику улыбка, шаловливая и кроткая одновременно, словно женщина секунду назад созорничала и теперь пытается придать своему лицу невинное выражение.

Донна смотрела на нее и пыталась представить, как они прожили бы эти годы, если бы матери удалось спастись. Какие бы песни пела ей в детстве эта светлая, словно пронизанная весенним солнцем магиня, какие платьица бы надевала. И о чем рассказывала по вечерам, укладывая в постельку.

Нет, донне даже в голову не приходило считать свое детство несчастливым или унылым, но и не чувствовать себя обиженной судьбой за то, что отняла такую мать, и не жалеть о не сбывшемся она тоже не могла.

Стояла, осторожно водя пальчиком по краю рамы, и смотрела на постепенно оживающий портрет, словно в волшебное зеркало, находя все больше и больше знакомых черт и не замечая катившихся по щекам ручейков.

– Не трогай! – грубо окрикнул внезапно вошедший в комнату маг и шагнул к незваной гостье, торопясь отодвинуть от своей святыни.

Плечи девушки вздрогнули, как от удара, она резко отдернула руку и повернула к отцу залитое слезами лицо. Посмотрела ему в глаза полным горькой укоризны взглядом и, отвернувшись, побрела к своему креслу.