– Кто вчера его туда заталкивал, тот сегодня пусть и достает.
И в конце этой мужественно произнесенной тирады, Михайлович послал, раскрасневшегося от злости воспета, к вышестоящему командиру, для решения этой проблемы. Командир жил за пределами учебного центра, как и все командиры, он не любил проблем, и людей их создающих. Прилетал на вертолете по понедельникам, не чаще двух трех раз в месяц. Появлялся на выпусках обойм в парадной форме, с очередной кралей, и с парой высоко парящими генералами с лицами вызревшей сливы. Сначала вручения, потом награждения, пожелания, прощания и самое главное – Банкет. Банкеты каждый год проходили по-разному, заканчивались всегда одинаково. Толи пьяный командир держал свое начальство, то ли генералы, с наконец раскрасневшимися лицами пытались друг друга до толкать до открытого вертолетного: не то двери, не то люка. Постоянно целующиеся в засос, так они втроем и проваливались в, принявший их, летательный аппарат. Потом командование нами переходило на телефонный режим с очередного горного сафари или рыбалки, с очередным употреблением спиртного. Аврал, третий день в колодце орет ишак, как его доставать никто не знает, командир не едет. Два добровольца пытались спуститься в колодец, были покусаны ишаком, подняты на поверхность, третьего добровольца, так связанного и опустили вниз, решили не поднимать. Чтобы ишак не зверствовал, решили время от времени бросать в колодец сена, а также опускать ведро воды, злобная скотина, но все же божья тварь. В понедельник прилетела вертушка, командир припер бригаду, в дупель пьяных грузчиков, и это на режимный объект. Бригада быстрого реагирования опустила кучу веревок в колодец, налила сто грамм ныряющему в прорву, процесс пошел. Через десять минут одна из веревок дёрнулась: вира икнул глав бриг…, начался изнурительный подъем, сопровождающийся диким ревом бедного животного. Вскоре показалась голова перепуганного осла, тело явно не пролазило. Командир приказал тянуть, верх колодца развалился, и уже не орущий, а хрипящий осел, развалял, в три удара, дышащую перегаром толпу, и дал такого драпа, что арабским скакунам не снилось. Вторым вытащили добровольца, развязали на всякий случай. Третьим заходом вытащили двоих: спасателя и муллу. Последний долго сопротивлялся, но против нас, спасителей никто не устоит. Два часа искали переводчика, который, в рабочее время, собирал кизил на варенье. Переводчик сказал, что мулла зашел случайно, на закрытую территорию, в поисках своего ишака, и не понял зачем эти неверные, обмотав веревками, потащили его ишака вверх, если рядом огромная пещера, с прекрасным входом и выходом – одновременно, которая общается со старым колодцем, бывшей сторожевой башни. Плюнул три раза на дорогу, что осквернили гяуры, и пошел искать, сбежавшего осла дальше.
– Нехороший человек-редиска, сказал Михалыч, раз от него постоянно ослы сбегают.
Потом он нашел меня:
– Пойдем Немого искать, про него видно все забыли, а что парня пять дней в обойме нет…
Я пообещала, что Немой вернется сам, к вечеру. Михалыч поверил. И Немой пришел, веселый, посвежевший. А во вторник прилетела вертушка, со сменой учителей и инструкторов. Они отличались тем, что учителя ходили в френчах тридцатых годов, в гимнастерках из чистого офицерского ЧШ, женщинам к френчу, защитного цвета, прилагалась юбка, синего цвета, тоже ЧШ. Юбки были ниже колен, обмундирование было казенным и укорачиванию не подлежало. И то ли обмундирование на складах завалялось, а может Немой прикололся, но все это ЧШ, было заражено бельевой вошью, и учителям, ни днем, не ночью покоя не было, особо болезненно реагировали женщины. В учительском доме, на скале, и день и ночь горели костры, под котлами с проваренной одеждой. Кто-то из старших сумел прокрасться и бросить в котлы какую-то химию, и после этого, на уроках наши учителя, выглядели вполне современно -в варенках, с несвоевременно появляющимися дырами в разных местах. Михайлович их называл Хиппи.
***
Инструкторы менялись чаще, это были очень похожие друг на друга индивиды, круглоголовые, очкатые, с бледной кожей и пронзительными глазами. Каждый инструктор, был специалист в своей области, знания инструкторов были засекречены, с каждым подопечным они работали по индивидуальной программе. Главной отличительной особенностью инструкторов, были белые накрахмаленные халаты. Инструктора между собой общались редко, не называли друг друга по имени отчеству и никогда-по званию. Вызывали нас по одному, проводили какие-то эксперименты, задавали вопросы, заставляли пить таблетки, что-то отмечали в многочисленных журналах. После этих визитов болела голова, присутствовала легкая тошнота и была такая усталость, как после сто пятьдесят километрового марш броска. Правда младшей обойме таких нагрузок никто не давал, ограничивали, пяти десятью километрами пробежки, в течение одних суток, зато в любое время. Иногда досыпать уже на бегу приходилось. Инструкторов не любили все, Михайлович старался их избегать, только кривился, когда с обоймы кого вызывали. Но видно на верху кто-то, чего-то поменял. Инструктора приехали все новые, в штормовках и кедах, громко смеялись, обсуждали какого-то Горбачева, были больше похожи на людей. Белые халаты остались, а вот круглоголовости и химии по уменьшилось. Журналы с секретными записями, эпюрами и графиками как-то незаметно ушли, в такие же секретные архивы. Началось живое общение, обучение специальным военным программам.
Читать дальше