***
Как только солнце отрывалось от вершины белого Агдага, на лифте, сделанном внутри скалы, спускались наши мучителя, как их называл восьмой и предпоследний в нашей обойме, самый хитрый из нас, никто не помнит откуда он взялся. Михалыч смеется, его КИО за ухо притащил, за срыв какого то циркового представления. Паренек обладал настолько яркой, непредсказуемой фантазией, что при виде иллюзионной картинки, созданной пятилетним беспризорным ребенком, разбежались все, циркачи тоже. В зале он остался один, громко смеялся над растерянно бродившими по манежу львами и тиграми. Потребовалось много времени, для восстановления порядка. Потерпевшие в один голос утверждали, что видели своими глазами, как упало ограждение манежа, и звери вырвались к зрителям, бежали по рядам. а за львами летели огромные крокодилы с перекушенными младенцами в зубах. Дирекция цирка пообещала вернуть билеты, но никто из зрителей к кассам не пришел. Труппу в срочном порядке отправили в отпуск, а дрессировщика увезла скорая, в рубашке с рукавами, завязанными бантиком, для красоты, наверное. По городу ветер еще долго трепал плохо наклеенные афиши с представлением иллюзиониста мировой величины Игоря КИО. Поначалу нестандартные шутки восьмого злили всех, потом мы привыкли к нему, он к нам, и при виде ползающей нечисти в тарелках во время обеда, улыбались и грозили кулаком Немому. Ах да, я забыла, восьмой общался с нами только с помощью жестов. Он совсем не разговаривал, мычал, когда злился. Да и со слухом у него были проблемы. Учителя у нас были одни и те же, а вот инструкторы, время от времени, менялись. Немой и тех, и других доводил до нервного срыва, своими картинками. Не любил он их, они отвечали взаимностью. Инструкторов, через время, забирала вертушка, и они с дикими глазами до последнего, передвигались в каких-то странных прыжках, выписывая неимоверные зигзаги, к вертолету, все это сопровождалось истеричными криками. Одни, как в белой горячке, от чего-то отмахивались, другие что-то отрывали от себя. Немой забавлялся. И так каждую вахту инструкторов. Вертолетчики говорили, что инструктора приходили в себя, по мере удаления от объекта, клялись, божились, что больше в этот ад ни ногой. Но чудесная сила-сила денег, продолжала этот спектакль для всех обойм на года. За подобные выходки, каждый раз восьмого не садили в пещеру, не устраивали массовый террор обоймы, его спускали в высохший колодец. Вы когда-нибудь видели колодцы высоко в горах? Это, когда бросаешь камень и не слышишь его падения. И каждый раз я находила Немого в одном и том же месте, на обрыве возле шатающегося камня. Он всегда слегка вздрагивал, когда я молча обнимала его, в обойме не принято было бросать своих, он с аппетитом ел принесенные мной бутерброды и размазывал следы слез по щекам. При мне он плакать стеснялся. Меня он любил и хотел в моем присутствии казаться сильным. Потом я его долго гладила по голове, он успокаивался, закрывал глаза, прижавшись к моей груди, слушая ритмичный стук моего сердца. В казарму сегодня он не шел, показывая мне картинку лисят отрицательно машущих головами. Это было продолжение его игры. На следующий день одна из старших обойм, во главе со своим воспитателем пошла доставать пленника из колодца. Там в глубине раздавались непонятные душераздирающие звуки, напоминающие громкий плач или рыдание с омерзительно громкими всхлипами. С перепугу воспет. прибежал за помощью к Михайловичу. Это для такой конторы уже был нонсенс. Попросить помощи, это равносильно, что унизить себя, мол не мужик тут я и все…Михайлович еще при подходе к колодцу, подергав себя за ус, спросил у воспета старшей обоймы:
– Ты зачем (такой вот нехороший) ишака в колодец засунул. Там у тебя ишак орет.
Воспет в отказ, что только не божился, даже дырку колодца рулеткой промерял, не войдет сюда ишак и все…Дело приобретало скандальный оборот. Мол, Михайлович, твой оболтус, проштрафившийся, ты его и доставай.
– Может у твоего Немого шиза такая, в ишаков преображаться. Гаденыш!
Уж лучше бы этот, надзиратель над старшекурсниками, этого не говорил. Михайлович конечно был резкий мужик, нагоняй мог дать, что мама не горюй, но своих воспитанников, он в обиду никогда не давал. А тем более, что их пытался обидеть фактически конкурент. Скоро выпускные экзамены, а одна из дисциплин, когда младшим дается полная воля действий, и они противостоят старшим, в выполнении поставленной командованием задачи. Каждый отобранный бал, отнюдь, не улучшал позиции выпускников. Если у младших эти учения были скорее игрой, то для выпускающейся обоймы, потеря баллов была тяжело преодолеваемым осложнением в дальнейшей карьере. И тут уже не цветом берета меряться придётся, когда двенадцати летние дети, оставляют в дураках будущих командиров спецподразделений. Михайлович злорадно отказался от предоставления помощи, с заменой слагаемых, сослался на устав, дающий небольшие льготы для воспитателей младшего, особо опасного контингента. Мол, недосмотр за его подопечными, карается особыми мерами закона, что Родина-мать не простит! И что это, не его Михайловича дело, ишаков из колодца доставать, даже преображенных.
Читать дальше