Юрий Гельман: Остров Хризантем

Корабль наш, юный, свежий, только построенный, стонал и кряхтел, как древний старец, но еще сильнее стонал и завывал в снастях ветер. Он свистел диким посвистом с такой злобной свирепостью, что мне казалось: еще мгновение, и такелаж станет рваться и стремительно улетать прочь, как осенняя паутина.

Беспрестанно хлестал сильный дождь. Все, кто в это время работал на палубе, давно вымокли до самого нутра. К тому же громадные волны то вздымались выше грот-рея, с жуткой, хищной сноровкой нависая над корветом и обрушивая на него тонны кипящей воды, то падали в бездну, выталкивая на свои могучие гребни несчастный, беспомощный корабль с оголявшимися в такие мгновения килем и винтом.

За горизонт падало солнце. Его практически не было видно, только иногда пробивали грязно-изумрудную толщу воды бронзовые стрелы, оживляли темную бездну, озаряли смертельную пучину да придавали вздыбленным волнам какой-то торжественной, дьявольской красоты. Так мне самому казалось в те жуткие минуты, когда я стоял на палубе, вцепившись обеими руками в бугели фок-мачты. Я понимал, что во время шторма пользы от меня на корабле никакой, а сидеть в каюте и с ужасом вслушиваться в стенания несчастного «Витязя» было тоже выше моих сил. Поэтому я выбрал себе место, где мое присутствие, как я полагал, не будет никому помехой, и молча наблюдал за развитием событий.

И лишь спустя четверть часа, когда дикий вой стихии достиг, казалось, своего максимума, я вдруг заметил, что вовсе не солнце пробивало своими лучами темные и смертельно опасные толщи вод. Это были гигантские молнии, ломаными, корявыми, ослепительно-белыми стволами рассекавшие обезумевшее небо и стремительно падавшие в ревущий океан. Вода под их ударами в одно мгновение вскипала, бесилась, озаренная вспышками невероятной яркости, и снова тускнела, потом чернела до кромешности, будто показывая всем не только свою непреодолимую силу, но и тщетность всякой борьбы и сопротивления.

Однако молодцом, как всегда, держался наш командир, постоянно стоявший на капитанском мостике, а экипаж действовал настолько слаженно, что очень скоро у меня стала зреть уверенность: все и на сей раз обойдется.

Шторм, постепенно набрав огромную силу, бушевал около двух часов, а прекратился как-то неожиданно быстро, почти внезапно, с какой-то необычной природной странностью. Мы будто преодолели некую границу, будто прорвались через невидимую стену в тихую и спокойную гавань, которая шелковой гладью вод встретила наш изрядно потрепанный, многократно раненный, но гордый корабль.

Удивительная метаморфоза, что с нами произошла, несколько озадачивала опытных моряков, в том числе капитана Макарова. Я же воспринял случившееся как подарок свыше за все те мучительные минуты и часы нашей нешуточной борьбы со стихией.

– Странное явление, вы не находите, Андрей Андреевич? – спросил Макаров старшего офицера Вирениуса.

Оба стояли на палубе в насквозь мокрых кителях, без головных уборов. С бороды Степана Осиповича стекали струйки воды. Вирениус же – высокий, стройный, подтянутый, с растрепанными русыми волосами, обычно зачесанными назад, а теперь прилипшими ко лбу, – ответил спокойным, как всегда, сдержанным голосом:

– Я о подобном читал когда-то, Степан Осипович. Сам же вижу впервые, как и вы тоже. Мало ли что в природе бывает.

– Непременно опишу сей феномен, – задумчиво сказал Макаров. – Здесь над этим явлением крепко поразмышлять придется. Что оно такое? Как понять?

– Надобно подпоручику Розанову в журнал наблюдений эту странность записать, – ответил Вирениус.

– Вы полагаете, он сам не догадается?

– Догадается.

– Посмотрим.

…Вскоре Макаров приказал поднять грот, парус какое-то время грузно висел, как мертвый, нехотя выправляясь. С четверть часа он тяжело полоскался на ветру, постепенно высыхая и надуваясь, и вскоре корвет весело заскользил вперед. Еще через какое-то время прямо по курсу показалась земля.

– Штурман, дайте координаты по месту! – скомандовал Макаров, пристально вглядываясь в темнеющий горизонт.

– Семнадцать градусов тридцать три минуты северной широты и сто сорок пять градусов пятьдесят пять минут восточной долготы, – доложил старший штурман Розанов через минуту. – Это, похоже, остров Аламаган.

– Что ж, – сказал Макаров, – это и к лучшему. Подойдем ближе, отыщем возможность встать на якорь с подветренной стороны, там и заночуем. А завтра с утра и остров обследуем, и кораблю надлежащий ремонт дадим.