Юрий Гельман: Остров Хризантем

Поначалу мне казалось, что доктор медицины и мой непосредственный начальник Франц Иванович Шидловский в силу своей занятости лекарской деятельностью станет всячески уклоняться от дополнительных обязанностей. Однако же как я ошибался! И ему нашлось дело от Макарова: управляться с ареометром. Помню, как Степан Осипович сказал однажды: «Вы, доктор, в своем арсенале немало всяких стеклянных трубочек, колбочек и прочих резервуаров имеете, будет вам в обязанности еще один – ареометр. Принцип действия прост и понятен, однако внимания и точности требует. Кому как не вам поручить?». И мой начальник даже с отменной охотой стал на протяжении плавания плотность воды Мирового океана измерять.

Я было вызвался тоже какое-то дело в дополнение к служебным обязанностям иметь, однако Степан Осипович в свойственной ему манере ответил: «А ваше, Иван Сергеевич, дело будет как раз в добром здравии всего экипажа заключаться. А ну как с кем-то хворь какая случится, станут лекаря спрашивать, а лекарь где – плотность воды меряет или скорость течения? Уж будьте любезны, у вас и без научной деятельности хлопот вполне много может быть. Экипажу-то почти четыре сотни человек! И уж постарайтесь, чтобы все при добром здравии служили. А уж коли сложность какая или случай неординарный, мы тут и Франца Ивановича спросим. Ну, согласны?».

Что мне было возразить? Так и пошло: поначалу то один матрос пожалуется, то другой, то третий. Кому от горла, кому от живота, кому от головы что-то назначить приходилось. А потом, как в теплые воды вошли, что ближе к экватору, как солнце припекать стало, да соленый ветер легкие наполнил, так и болеть перестали. Удивительно – но факт. Для наших людей, к туманному и морозному климату привычных, теплое море весьма целебным оказалось. Так что у меня лично через два месяца похода работы как таковой вообще не стало.

Вот я и занялся тем, что всюду нос стал совать. То к мичману Керберу пристану, чтобы устройство барометра объяснил, то к Шаховскому – чтобы позволил с чашечным анемометром повозиться. Каждые четыре часа, независимо от погоды и времени суток, измеряются у нас температура и удельный вес морской воды, промеряются глубины, исследуются морские течения, определяются и многие другие параметры. Некоторые наблюдения ведутся каждые пять или десять минут. Все при деле, практически весь экипаж. А мне как же в глаза другим смотреть? Вроде бы и при должности, да не занят ничем.

Но более всего мне хотелось с мичманом Костей Шульцем напарничать. Давно хотелось. Макаров ему как самому молодому и смелому поручил на корвете во время похода фотографией заведовать. Вот тот и ухитрялся и офицеров с мичманами за работой снимать, и матросов по всяким командам снующих, и в кают-компании, и на палубе. Всюду отчаяние имел Костя залезть, закрепиться сам да фотоаппарат с собой втащить, а потом такие порой снимки делал, что аж голова кружилась. Ну и помогал я ему иногда.

Несколько раз на себе взгляды командира корабля ловил, думал, что бранить меня станет. Однако Степан Осипович лишь в бороду свою улыбался да озорно подмигивал. Я уж было совсем осмелел, подумал, что негласно мне стало все разрешено, и снова ошибся.

Случилось одному матросу с реи сорваться да ногу сломать, а я в это время не в докторской каюте был, а совсем в противоположном месте корабля. Матроса на руках принесли, а подлекаря нету. Позвали, конечно, я стремглав помчался, шину наложил, из болевого шока беднягу вывел. А тут и Степан Осипович. «Ты, братец, учти, – говорит, – за тобой как ни за кем другим задержки быть не должно! Понял ли?»

Как не понять. И с тех пор жизнь моя на корабле сильно изменилась. Даже не знаю, как сказать: в лучшую ли, в худшую ли сторону. Как я уже говорил, с медицинской стороны работы было мало, так что слонялся я без дела и от скуки помирал. Если бы не чтение, так и с ума бы сошел совсем. А так в библиотеке корабля нашлось немало поучительных книг, вот я их по очереди и читаю теперь. Да еще потихоньку так, ненароком будто, стал ближе к Макарову находиться: где он бывает – там и меня ищи, куда он направится – туда и я следом.

По вечерам в кают-компании офицеры собираются, каждый что-то вспомнит, вместе посмеемся, погрустим иногда о днях минувших, о людях, славу российскому флоту добывавших. И все знают, что Степан Осипович обязательно что-то интересное, поучительное расскажет.

Вот я и стал после этих вечерних посиделок в дневник записывать высказывания его. Полагаю, наука сия не только мне, а и многим читателям полезной быть может, потому как поучительного в словах Макарова весьма много.