– А что вы там пишете все время, Иван Сергеевич? – спросил однажды Макаров. – Вам вроде бы вахтенного журналу вести нет необходимости.
– Так я просто свои наблюдения записываю, – отвечаю, а сам сробел, аж краской лицо залило. – Ваши слова, сказанные в поучение, свои соображения. Разное.
– А для чего?
– Пока не знаю, – говорю честно, – может, потом воспоминания напишу.
– А я так точно напишу! – воскликнул Макаров. – О походе нашем как есть подробно изложу по завершении его. Огромное количество научного материалу собрано будет, да и не только научного. Как же можно без публикации обойтись? А читатели непременно отыщутся. Для человека любознательного и одаренного все интересно и все достойно его познания. Изучение же окружающей моряка стихии не только не вредит военному назначению судов, но, напротив, пробуждая мысль, отрывает людей от рутины судовой жизни.
– Вы сумели так экипаж направить, что всякая невоенная деятельность, то бишь научная, ему не только полезна весьма, но и работается с большой охотой, а это, согласитесь, редкость большая.
– Просто я люблю море и свою работу, а экипаж, смею надеяться, любит меня.
– Это истинная правда, Степан Осипович!
– Что же касается исследований… Понимаете, Иван Сергеевич, океан – это, знаете ли, как женский характер, который весьма непросто распознать порой. Он скрыт, упрятан на неизведанную глубину, до которой не всякий еще добраться сможет. Так и глубины морей, а в особенности океанов, остаются как будто под покрывалом. И каждый раз, когда наблюдаешь спуск в бездну своего батометра для доставления воды, понимаешь: он делает отверстие в этом покрывале. Таких отверстий сделано еще очень немного. То, что видно сквозь эти отверстия, дает только легкое понятие о явлениях, происходящих в глубинах. И нужно еще много и много трудиться, пробивая в разных точках таинственное покрывало, чтобы верно определить общую картину распределения температур и солености воды в разных слоях и сделать правильное заключение о циркуляции воды в морях и океанах.
– Мне представляется, что океан исследовать все же легче, чем женский характер, – осмелился вставить я.
– А знаете, Иван Сергеевич, – вдруг задумался Макаров, – мне кажется, я это сравнение не совсем удачно применил. Для красивости больше. Это все графу Льву Николаевичу Толстому более подвластно, нежели мне, сравнивать. Это он мастер в женских характерах копаться. Мне вот Капитолина Николаевна, жена моя, преданно и нежно служит на протяжении уже шести с лишком лет. Ждет меня отовсюду безропотно, склонности мои разделяет. Сейчас вот Сашеньку лелеет, дочурку вторую нашу. Первую, Оленьку, Господь к себе прибрал…
– Да, я это знаю. Нелегко вам это пережить…
– Мне как раз гораздо легче, чем супруге моей. Понимаете сами – почему. Здесь я, с вами, на «Витязе», и дело у меня большое и сложное. А с делом любую невзгоду жизненную преодолеть можно. Что же до женского характера, да и женских тайн вообще… Мужчины это все выдумали, неспособные женщину увлечь, для оправдания слабости своей.
Я не нашел что возразить, и наш разговор с Макаровым на этом в тот раз закончился.
22 марта 1887 г., 20 часов 45 минут
К вечеру погода резко изменилась. Корвет наш приближался к Ладронским островам, что полумесяцем растянулись на несколько сотен миль с юга на север, как бы опоясывая с востока Филиппинское море и отделяя его от Тихого океана.
Поднялся ветер, который постепенно еще усиливался, а на гребнях волн появились буруны.
– Быть шторму! – сказал капитан 2-го ранга Вирениус, стоя на мостике. – Не пройдет и полутора часов, как стихия накроет нас.
– Ничего, – ответил Макаров. – Мы в октябре на подходе к Лиссабону уже двенадцать баллов имели. Выдюжим!
Он сказал это, а мне вспомнилась фраза Степана Осиповича о том, что всякий корабль – это есть живой организм. И теперь, когда он произнес «мы», я понял: он говорил не только о команде, а о живом организме по имени «Витязь».
Тем временем ветер все крепчал. Была отдана команда зарифить грот, потом и все остальные паруса. Несмотря на то что корвет представлял собой теперь некий полуголый скелет с торчащими в лохмотьях собранных парусов фоком и гротом, с сиротливо рыскающим впереди бушпритом, его кидало из стороны в сторону как щепу.
Сейчас, когда шторм уже миновал и все опасения мои касательно благополучного преодоления стихии давно позади, могу с откровенностью сказать, что испугался я не на шутку. Даже в прошлом году у берегов Португалии было как-то не так боязно мне. Понимаю, что тогда все для меня, молодого лекаря, впервые участвовавшего в кругосветном походе, было внове, неиспытанным и, смею заявить – даже любопытным. Теперь же, после нескольких месяцев плавания, когда я могу уже что-то с чем-то сравнивать, этот новый и весьма сильный шторм изрядно потрепал не только наш корвет, но и мою нервную систему, как и многих, окружающих меня на корабле, – тоже.
Читать дальше