Ей хотелось умолять Ричарда передумать. Не ходить в логово Старатоса. Забыть обо всём и просто жить, занимаясь своими исследованиями, в которых она ему, безусловно, помогала бы. Смотреть шире, видеть мир, а не месть и ненависть. Они не обязаны превращаться в острие разящего меча, брать эту ношу на свои плечи. Ишка мечтала попросить Ричарда остаться с ней – и знала, что нельзя, что она не простит себе минуты столь откровенной слабости, этого малодушия, извивающегося в её душе, будто червь. Если кому-то и следовало воздержаться от похода – так именно ей, единственному ребёнку своих родителей, той, кто наделена духовным даром рода ди Гранелей и способна передать его следующему поколению. Но это никогда её не останавливало. Если на ней пресечётся ветвь гордого древа – пусть. Ишка – воин, а не простая обывательница, робкая и недалёкая девица, которая ничего опаснее метлы и кухонного ножа в руках не держала. Она видела смерть. И убивала сама. Она пойдёт до конца.
Старатос ведь тоже сам ни за что не остановится. В некоторой мере Ишка хорошо понимала его – этим человеком владела безудержная и слепая страсть сделать мир лучше, которой тот и посвятил жизнь без остатка. Вот только методы Старатос выбрал заведомо неправильные. Даже если реальность правда устроена так, что карабкаться вверх можно только по чужим телам, а любой прогресс неизбежно губит сотни – Старатос словно бы и не искал способа сократить количество жертв, смягчить негативные последствия своих экспериментов или отвечать за тех разумных созданий, что выходили из его лаборатории. Если они не соответствовали его ожиданиям, то сразу переставали быть ему интересны, он списывал их со счетов и отмахивался. Вот чего Ишка ни осознать толком, ни одобрить не могла – как ему хватает жестокости и бесстыдства обращаться с ними как со слугами лишь оттого, что они развиваются не по его плану? Почему даже не удосуживается потратить хоть месяц на их воспитание? Гомункул Марион обмолвилась, что ничего такого не было – когда он проверил её умения и навыки, то сразу начал отдавать приказы. А ей хотелось общаться, отдавать и получать нежность, познавать мир. Марион не была пай-девочкой, но и омерзительным извергом её назвать у Ишки язык бы не повернулся. Когда липкую паутину влияния Старатоса удалось немного снять – Марион открылась как очень милое существо, даже если относиться к ней так значило оскорбить тех, кого она разорвала на куски. Марион действительно лишь начинала понемногу отличать, что хорошо, а что плохо. Она была сокровищем и шедевром – но диким, неприрученным и строптивым. А ещё… вероятно, перепуганным.
Старатос не питал ненависти к человечеству, но и любви, настоящей любви, жара, необходимого для настоящего акта творения, в нём не было. Им двигало чувство долга, которое он же сам себе однажды вбил в голову. Это чувство жгло, но не согревало. А без любви затея подобного размаха, как глубоко верила Ишка, обречена. И они не имеют права пассивно ожидать, чем же закончатся его изыскания.
***
Закреплённый в полулежачем положении Ричард мог только вертеть головой и трепыхаться в оплетающих его тело многочисленных ремнях.
– Свобода переоценена, мой юный друг, – промолвил Старатос, глядя Ричарду в глаза. – Какая разница, от чего вы зависимы, от религии, общественных стереотипов, собственной наследственности, эмоций или чужой воли? Да хоть бы и от необходимости спать и принимать пищу. Почему тебе это важно? Тем более, за людей, которых ты даже не знаешь. Они не могут договориться, каждая партия тянет одеяло на себя и, борясь за свои права или отстаивая привилегии, неизбежно попирает чужие. Баланса и гармонии в таком мире никогда не будет. Я же стараюсь сделать так, чтобы человек не был обязан следовать даже неизбежным прихотям собственного тела. К сожалению, ты столкнулся с неудачными промежуточными результатами моих изысканий и сделал прискорбно ошибочные выводы.
Он закончил подсоединять Ричарда к аппарату, и оранжевые потоки энергии устремились по десятку тонких трубочек внутрь круглой, как огромная бочка, металлической ёмкости.
– Твоя сила поможет мне, и, когда это произойдёт, ты увидишь, что я был прав, и не стоило бояться. Просто вообрази, что будет, если пространство и время перестанут сдерживать нас. Мы сможем летать, как птицы, и дышать под водой, как рыбы, и пронзать прошлое и будущее силой мысли. Идеи будут немедленно становиться реальностью. Все действительно обретут подлинное равенство.
Читать дальше