– Нашира… – Дыхание у меня сбилось. – Я просила его не вмешиваться, просила…
– Нет! – Берниш метнулась было обратно, но передумала. Ее кулак впечатался в стену, лицо исказила гримаса отчаяния. – Сукин он сын… – Внезапно она осеклась и вцепилась в мои плечи. – Он упомянул про меня? – Хватка у вещательницы оказалась стальной.
– Нет, он даже мне ничего не сказал.
– Нашира взяла его в плен или сокрушила?
– Альсафи больше нет.
Берниш на мгновение зажмурилась.
– Проклятье! – Глубокий вдох, и к ней вернулось прежнее самообладание. – Надо торопиться.
Шелковым шарфом она перетянула мне рану на предплечье, стараясь не загнать осколок глубже.
– Уивер меня подери, да ты вся дрожишь, – заметила вещательница, закидывая мою руку себе на шею. – Надеюсь, ты оправдаешь наши хлопоты, темная владычица.
Пару часов назад мне бы и в голову не пришло слепо повиноваться любимице архонта, однако Альсафи ей верил, поверю и я. Из двух зол – идти за Берниш или принять мученическую смерть в подвале – надо выбирать меньшее.
Мы зашагали по каменному коридору. Я старалась не наваливаться на спутницу, но силы таяли с каждой минутой.
– Не спать, Махоуни. Не спать.
Берниш на ходу достала из кармана некое подобие носового платка и прижала его к лицу. Платок молниеносно преобразил черты молодой женщины, чудесным образом добавив ей лишних двадцать лет. Затем вещательница что-то закапала себе из флакончика в глаза, а огненную шевелюру спрятала под шерстяной берет. Словом, действовала как заправская шпионка. Но кто внедрил ее и когда?
Мы шли очень долго, однако потом Скарлет наконец остановилась, набрала цифровой код, и двойные створки распахнулись. Мы очутились в тесном, как гроб, лифте, пропахшем плесенью. С ужасающим грохотом кабина поползла вверх. Где-то на уровне улицы мы вышли, и Берниш отворила деревянную дверь.
Снаружи высились сугробы. Через неприметную дверцу – пройдешь мимо и даже внимания не обратишь – туннель вывел нас в тупик неподалеку от Уайтхолла.
Я выбралась из архонта.
Живой.
Рядом стоял припаркованный грузовик. Берниш помогла мне залезть в кузов, кто-то подхватил меня за подмышки, и мир погрузился во тьму.
– …Не обманул. Все это время она была жива. Просто невероятно…
Пол подо мной сотрясался. Плечо саднило, однако эта боль не шла ни в какое сравнение с мучительной, не унимающейся пульсацией над левой бровью.
– Ник, – прошептал кто-то, – Ник, она просыпается.
Чьи-то пальцы гладили меня по щеке. А потом, словно из тумана, выплыл Ник Найгард.
Сквозь пелену я не сразу узнала родные черты. На лбу Ника багровела ссадина, кожа посерела от смеси грязи и запекшегося пота, но главное, он жив. Я потянулась к нему – удостовериться, что это не сон.
– Ник.
– Тихо, sötnos. Мы с тобой.
Он ласково привлек меня к себе, упираясь подбородком в макушку. На меня вдруг нахлынуло осознание произошедшего. Я попыталась заговорить, но внезапно плотину прорвало. Вместо членораздельных звуков из горла вырывались сдавленные хрипы вперемешку с рыданиями. Слезы текли рекой. Ребра заныли, в висках стучало, вода вновь раздирала легкие. Ник дрожал всем телом. Мария гладила меня по спине, успокаивала как маленькую:
– Все хорошо, Пейдж. Все хорошо.
А я плакала и плакала, пока не впала в блаженное забытье.
Веки опять приоткрылись. Я лежала в кромешной темноте на тонком одеяле. В глаза словно насыпали песка, однако слух улавливал возбужденные голоса.
Руки и ноги покрывала мозаика бинтов. Кто-то успел извлечь все осколки. Снова провал, на сей раз вызванный снотворным. Впрочем, хватило его ненадолго. Очнулась я с более или менее ясной головой, но все еще под анестезией. Левая сторона туловища горела огнем.
Рядом изваянием застыл Арктур Мезартим.
– Ты идиотка, Пейдж Махоуни. – Его тон не предвещал ничего хорошего. – Упрямая, самонадеянная идиотка.
– Пора бы уже привыкнуть.
– Иногда ты превосходишь всякие ожидания.
Я только вздохнула.
– Думаю, Хилдред Вэнс с тобой согласится.
Не ему меня упрекать. Арктур и сам принимал весьма спорные решения. Он говорил, что война требует риска, а я поставила на кон свою жизнь.
– Прости, что тогда навела на тебя пушку.
– Хм.
Его взгляд смягчился. Преодолевая боль, я сжала его руку. Большой палец исследовал линию моих скул, огибая синяки и порезы. Во мраке архонта меня терзал страх, что мы никогда больше не увидимся, не коснемся друг друга. Только сейчас я поняла, насколько дорожу этими прикосновениями.
Читать дальше