Кристель Дабо - Обрученные холодом [litres]

Офелия не сразу поняла, что он говорит об Арчибальде. Она откинула назад густые волосы, падавшие ей на лицо.

– Я случайно познакомилась с ним… раньше.

– В ночь вашей эскапады.

– Да.

– И он все это время знал, кто вы такая.

– Нет, я ему солгала. Признаюсь, не очень умело. Но он так и не понял, что Мим и я – одно лицо.

– Вы могли бы сообщить мне о вашей встрече.

– Несомненно.

– Может, у вас были причины скрывать это знакомство?

Даже тусклый свет газового рожка позволил Офелии заметить, как у жениха на щеках задвигались желваки.

– Надеюсь, вы не имеете в виду того, что я и выговорить не решаюсь, – глухо сказала она.

– Должен ли я понимать ваши слова так, что он вас не оскорбил своим ухаживанием?

Офелия буквально задыхалась от ярости. Это уж слишком! Что он себе позволяет?!

– Нет, не оскорбил. Зато вы сейчас оскорбили меня так, как никто и никогда.

Торн поднял брови и шумно втянул воздух через нос.

– Вы сердитесь на меня потому, что я скрытничал с вами. Но ведь и вы мне солгали, умолчав о встрече с послом. Да… похоже, мы оба с самого начала шли неверным курсом.

Торн объявил это довольно унылым тоном. Офелия никак не могла понять, чего он добивается. Неужели он надеется уладить их ссору так же легко, как улаживает дела в своем интендантстве?

– И потом, я ни в чем вас не обвиняю, – бесстрастно добавил он. – Просто советую держаться подальше от Арчибальда. Не верьте ни одному его слову, никогда не оставайтесь с ним наедине. И еще очень рекомендую соблюдать ту же осторожность в отношении Фарука. Если вам придется его посещать, пусть вас непременно кто-нибудь сопровождает.

Офелия даже не знала, смеяться ей или сердиться. Похоже, Торн переоценивал серьезность ситуации. Девушка чихнула три раза подряд, высморкалась и ответила простуженным голосом:

– Вы напрасно так беспокоитесь. Обычно на меня никто не обращает внимания.

Торн задумчиво помолчал, потом медленно наклонился к Офелии и схватил ее за руку. Не успела она вырваться, как он сам выпустил ее, распрямился и иронически спросил:

– Вы так полагаете?

С этими словами он вышел из кухни. И только тут Офелия поняла, что он сунул ей в руку какой-то листок. Что это, телеграмма?

« Господину Торну, Интендантство Небограда, Полюс

Встревожены вашим молчанием прилетим как только сможем –

Папа Мама Агата Шарль Гектор Домитилла Бертран Альфонс Беатриса Роже Матильда Марк Леонора и др.»

– В присутствии монсеньора Фарука стойте с опущенными глазами.

– Но при этом держись независимо!

– Заговаривайте только тогда, когда к вам обратятся.

– Покажи себя прямой и откровенной!

– Офелия, вы должны заслужить оказанное вам покровительство. Выражайте смирение и признательность.

– Ты представительница Анимы, девочка моя, никому не позволяй третировать себя!

Даже сейчас, в кабине лифта, Беренильда и тетушка Розелина продолжали наперебой осаждать Офелию противоречивыми советами. На самом деле девушка не слушала ни ту ни другую. Она пыталась умилостивить свой шарф, который, обезумев наполовину от радости, наполовину от гнева, туго обвивал ее шею, плечи и талию. Он ужасно боялся, что его снова разлучат с хозяйкой.

– Ах, почему я не сожгла эту гадость, когда вас тут не было! – вздохнула Беренильда, обмахиваясь веером. – Ну можно ли показаться при Дворе в таком невоспитанном шарфе?!

Офелия подняла кружевной зонтик, выпавший у нее из рук. Беренильда нарядила девушку в шляпку с вуалеткой и в платье ванильного цвета, легкое и воздушное, как взбитые сливки. Оно напоминало Офелии наряды ее детства в те летние месяцы, когда вся семья отправлялась на пикник. Такое облачение казалось ей гораздо неуместнее шарфа на этом мрачном ковчеге, где летняя температура никогда не поднималась выше пятнадцати градусов.

Лифт мягко затормозил.

– Семейная Опера, почтенные дамы! – объявил грум. – Наша компания сообщает вам, что следующий лифт для пересадки ждет вас на другой стороне холла.

В последний раз Офелия проходила по сверкающему паркету Оперы в ливрее Мима и с веслом в руке вместо зонтика. Теперь ей тоже казалось, что она играет чью-то чужую роль, только уже в дамском платье. Лишь одно оставалось неизменным – у нее все еще болело ребро.

Им навстречу спешил другой грум:

– Наш лифт ожидает вас, почтенные дамы! Монсеньор Фарук выразил горячее желание принять вас.