Дэйв Хатчинсон - Осень Европы [litres]

Вернувшись на кухню, он зажег обе конфорки и поставил на одну ковш с водой. На вторую водрузил сковородку, чтобы оттаял затвердевший жир. Когда забрызгало, он нарезал ломтей с оленьей ляжки и бросил жариться. Заворочалась и подняла голову Галина, стоило ей учуять мясо на огне, как с брылей закапали толстые нити слюны.

Вода закипела, Павел бросил ложку молотого кофе в металлическую турку и пластиковую миску, налил и туда, и туда воды. Дал настояться. Галина была кофеманкой и становилась невыносимой больше обычного, если ее кофе оказывался недостаточно крепким.

Когда зажарилось мясо, был готов и кофе. Он поставил собачью миску на пол, и злобная тварь принялась хлебать. Себе кофе из турки он налил в потрескавшуюся керамическую кружку с рекламой венского Тиргартена – очередной рождественский подарок от бестолкового сынка, и стоя ел мясо прямо со сковороды. Пару ошметков бросил на пол, чтобы порадовать собаку.

– Какой сегодня день, засранка? – спросил он, отхлебывая кофе. Собака, как обычно, не дала вразумительного ответа – только шумно и влажно чавкала, завтракая. – Пожалуй, сегодня день похода в деревню.

При слове «деревня» собака перестала жевать и подняла голову. В молодости Павел ходил в школу с мальчиком по имени Станислав. Станислав любил развлекаться тем, что ловил насекомых и отрывал у них крылышки и лапки. Он держал покалеченных жертв весь остаток их жалкой жизни в маленьком картонном коробке и любил показывать девчонкам.

Позже Станислав перешел к маленьким животным, ловил и увечил собак и кошек. К тому времени он уже оставил попытки впечатлить девчонок. А позже девчонки сами стали его целью. Он убил пятнадцать, прежде чем его арестовали. Павел видел его глаза на суде, и время от времени замечал что-то от Станислава в глазах Галины.

Его поражало, что собака узнавала слово «деревня» и проявляла такой интерес. Он никогда не брал ее в деревню – не смел, а то вдруг ей захочется отведать какого-нибудь ребенка. Он покачал головой и бросил в сторону собаки грязную тарелку. Собака не обратила на нее внимания и продолжала буравить его взглядом.

– Я тебя не возьму, засранка, – злобно сказал ей Павел. – Тупая бесполезная скотина.

Галина посмотрела на него еще, затем как будто немо пожала плечами и вернулась к кофе, словно совершенно забыв о его присутствии.

Павел подумал, что уже забыл, когда в последний раз посещал деревню. Ему казалось, где-то в конце весны или начале лета. С другой стороны, может, и еще раньше.

Неважно. Зайдя в сарай, он обнаружил, что от его велосипеда никакого толку. Обе шины спущены, а почти на всех металлических поверхностях ржавчина. Он не помнил, когда порвалась цепь, но вот она – никчемно болтается. Он постоял, сунув руки в карманы толстой рубашки, таращась на велосипед, висевший под потолком сарая. Стоял долго, вспоминая и не в силах вспомнить, когда он в последний раз садился на него. Явно очень давно.

Бог с ним. Он вернулся к домику смотрителя и нашел под кучей лохмотьев пару ботинок покрепче, только слабо припорошенных плесенью. Завязал шнурки, надел куртку, накинул рюкзак на плечо и двинулся по тропинке, что вела к проселку, что вел к дороге, что вела к деревне.

В деревне было около семидесяти жителей. Она могла похвастаться баром, магазином и гаражом, которыми заправлял один человек, а также почтой, ей руководила серая нервная женщина, она то ли приехала, то ли была выселена сюда из Варшавы двадцать лет назад. Павел всегда думал, что она уедет, так что не трудился запоминать ее имя, но год за годом она оставалась на месте, терпеливо получая его почту и ожидая, когда он придет за ней в деревню.

– И как мы сегодня, господин Павлюк? – прощебетала она, пока он изучал кучу конвертов, посылок и бандеролей, скопившихся в чулане почты с тех пор, когда он в последний раз приходил в деревню – и ему подумалось, что приходил он очень давно.

– Мы? – пробормотал он. – Мы? Я в порядке, а про вас не знаю. Новак заходил?

– Я видела господина Новака всего минут за десять до вас, – сказала женщина. – Он шел в э-э… – она кивнула на бар.

– Вот, соберите все это в сумку, – сказал он, сунув ей пачку конвертов. – Я вернусь попозже, – и потопал по ступенькам почты, через дорогу и в бар.

Внутри за столом сидел Новак, глядя на бутылку «Выборовы» и два стакана.

– Слышал, что ты в округе, – сказал он. – Выпьешь?

Павел подтянул стул, сел и смотрел, как Новак наполняет оба стакана водкой. Они выпили в молчании, и Новак наполнил их заново.