Дэйв Хатчинсон - Осень Европы [litres]

– Знаешь, – сказала она своим самым сексуальным голосом. – По-моему, ты настоящий красавчик.

Он поднял взгляд от меню и спросил по-английски:

– Прошу прощения, мисс?

– О, обожаю англичан, – ответила она на английском. Затрепетала ресницами. Он вздохнул и отложил меню.

– Очень хорошо, мисс, – сказал он. – Я тоже заметил ваших людей. Хотя вернее будет сказать, я заметил тех, кто не ваши люди.

Она увидела, как в ресторан входит Руди.

– Пошли, – сказала она. – Посиди уж с нами, послушай, о чем разговаривают взрослые.

Если Руди и удивился, что она идет через ресторан с Сетом, то не подал вида. Они все вместе сели за стол венгров, а потом просто долго смотрели друг на друга.

– Итак, – произнес Руди. – У меня есть предложение.

Их главный, который называл себя Кереньи, посмотрел на него.

– Ты как через войну прошел. По тебе видно.

– Были интересные времена.

– И не все на кухне.

– Нет. Очень редко на кухне. Сейчас я расскажу вам одну историю, и предпочел бы, чтобы вы приберегли вопросы, комментарии и шутки до конца. Ладно?

Кереньи кивнул.

И Руди снова рассказал историю о семье английских картографов и параллельной Европе, где диссидентов подавляли незаметно и абсолютно никто не мог уехать.

– У «Курьер Централь», похоже, неоднозначное отношение ко всему этому делу, – сказал Руди. – С одной стороны, им хочется прорваться в Общество, потому что в нем нет границ. Можно пройти из конца в конец и ни разу не встретить пограничный пост или таможенника. И это очень удобно. Можно забрать Посылку в Общество, скажем, у Мадрида, транспортировать через всю Европу и снова вынырнуть, скажем, в Хельсинки, и никто и бровью не поведет. Нас с Сетом именно так переправили через границу Шотландии. Как минимум одна диссидентка нашла выход из Общества и организовала здесь собственное курьерское предприятие.

С другой стороны, Централь не хочет, чтобы об этом знал кто-то еще, и готов убивать, чтобы не дать секрету выйти наружу. Как, похоже, и все остальные, кто хочет этот секрет знать. В этом как-то замешана Линия, хотя я еще не знаю как. А тем временем Общество делает все, что в его силах, чтобы сохранить границы под замком, – он оглядел стол. – У меня есть доказательства, что они могли быть ответственны за сианьский грипп.

– Все это бред, – дружелюбно сказал Кереньи. – Ты, наверное, головой ударился.

– У них есть университет. Очень, очень большой университет. В нем проводится много биологических исследований. Несколько лет назад их служба разведки очень забеспокоилась… по какому-то поводу. Мне кажется, из-за постройки Линии – может быть, забеспокоились, что не смогут сговориться с компанией Линии или что-то в этом роде, не знаю. И тот, кто управляет Обществом, дал санкцию на применение биологического оружия, чтобы остановить ее. По крайней мере, так мне рассказывали. А это убийство в совершенно невообразимых масштабах. Кто-то должен встряхнуть этих людей.

Все переглянулись между собой.

– Зачем тебе нужны мы? – наконец спросил Кереньи.

– Мне не хватает сил. Мне нужна помощь. У меня есть Сет и кое-кто в пражской полиции, кого я смог уговорить помочь, и полагаю, наша подруга из Зоны тоже не против присоединиться.

– Я все еще думаю, – сказала она. Он улыбнулся.

– Но для того, что я задумал, нужно больше людей, больше поддержки.

Кереньи поразмыслил.

– А в чем наша выгода?

– Сто тысяч швейцарских франков тебе и каждому из твоих людей, пока мы не закончим, – сказал Руди. – И еще сто тысяч за подделку документов.

Кереньи не выказал удивления.

– Собираешься на войну?

– Возможно, – сказал Руди.

Кереньи поразмыслил.

– Прежде чем я отвечу, у меня два вопроса.

– Конечно.

– Почему мы?

Руди улыбнулся.

– Потому что никто в здравом уме этого не ожидает. А второй вопрос?

Кереньи широко ухмыльнулся.

– Что ты задумал?

Павел проснулся перед рассветом и по привычке еще полежал в кровати несколько минут, прислушиваясь. Он услышал далеко в чаще леса фырканье зубра, призывающего самку, а ближе – шарканье и шмыганье, по которому узнал дикую кабаниху, названную им Эльжбетой, в честь покойной жены. Все это были знакомые звуки, которые говорили, что все хорошо, что можно спокойно подниматься с постели и встречать день.

Он медленно оделся, разминая застывшие от ночного холода мускулы и суставы. Его бестолковый сынок, живший в Берлине, прислал ему на прошлое Рождество электрическое одеяло, когда, как обычно, был слишком занят, чтобы приехать в гости лично. Сын забыл, что в доме Павла нет электричества, и Павлу это казалось примечательным, учитывая, что мальчик здесь вырос. Видимо, думал Павел, города и не такое с людьми делают. Города оглупляют. Так учил его собственный отец, а отца – его отец.