– Ольга, если бы я только мог, я с радостью взял бы вас в жены. Но это невозможно.
– Я знаю. Нарисованная жена…
– Ольга, я уже женат на другой. – Мара замурлыкала от удовольствия, даже если понимала, что совсем не о ней идет речь. – Я не могу остаться здесь. Однако я прошу вас защищать моих друзей и помогать им.
Они поехали в Краков без Шулера, Ванды, Крушигора и Сары, без Грабинского и Евгения. Достаточно было того, что Ванда сказала: «Здесь должен быть наш дом», когда они стояли перед полуразрушенной стеной града, к которой мрачно прижимались не до конца сгоревшие избы. И вся группа приняла единогласное решение, даже не советуясь друг с другом. Потом они приходили поговорить об этом с Кутшебой. Уже каждый отдельно.
– Мне уже немного осталось, – Грабинский говорил тихо, чтобы не разбудить сову у себя на плече. – Думаю, это хорошее место, чтобы провести остаток лет, Мирек.
Кутшеба мог спросить его о многом. О разговоре с комендантом станицы, о духах, которые каждую ночь приходили к нему во снах и которых видела всегда бодрствующая мара. Мог как бы нехотя вспомнить что-то о Двуруком, потому что именно это имя подслушала мара в его снах. Но вместо этого он просто пошутил, что старику, видимо, захотелось пожить там, где в тайных степных самогоноварнях гнали самое крепкое, а потому самое лучшее чертово молоко.
– Серьезно, самое крепкое? – удивился Грабинский. – Ой, не знаешь ты меня, Мирек, если думаешь, что даром пропадет хоть капелька!
С Шулером и Вандой они прощались дольше. Девушка уговаривала его остаться, Шулер молчал.
– Я не заставлю тебя идти со мной, – успокоил его Кутшеба. – Но и не обещаю, что не вернусь когда-нибудь за тобой.
Сара только махнула рукой, зато Крушигор чуть не переломал ему ребра, когда узнал, что Кутшеба не только сжег контракт Яшека, но даже уговорил Ростова усыновить парня.
– Лучше было бы сыграть свадьбу… – вздохнул граф. – Но Ольга и слышать о нем не хочет. Ни о ком не хочет, кроме вас. Вы уверены, что не позволите себя нарисовать?
Им требовалась самая разная помощь в нарисованной Москве, где до сих пор слово Кутузова было единственным законом. Князь требовал, чтобы его портрет как можно быстрее привезли к Кощею, чтобы хоть в таком виде он смог стать во главе армии нового царя. Яшек, новый хозяин Пристани Царьграда, обязался послать Кощею голову Кутузова – в знак дружбы, но не подданства. Даже граф согласился с этим. Когда он ближе узнал нарисованную Москву, то больше не был уверен, что Кощей был тем самым идеальным царем.
– Вы думаете, они выживут? – спросил марсианин, подходя к Кутшебе. Он оставил Чуса и мага руководить приготовлениями конвоя в обратную дорогу. Последний, перестав скрывать настоящую фамилию, был удивлен, что она не произвела никакого впечатления на красноармейцев. Возможно, поэтому он так и надрывался и кричал на них, пока они с должным уважением не начали отвечать: «Есть, хозяин Твардовский!»
Двадцать телег, нагруженных всем, что удалось спасти из остатков марсианского корабля, уже отправилось в Краков. Извозчиками были пленники, которым лживо пообещали, что если они захотят, то смогут потом вернуться в Революцию. Непонятно, верили они в это или нет, но не сопротивлялись. Хотя как они могли сопротивляться, когда с неба конвой охранял дирижабль святого Николая, а на земле их сопровождение обеспечивали духи и волки?
Марсианин пытался извиниться перед Кутшебой, но тот прервал его: «Вы сделали всё, что было возможно в этой ситуации. А контракт между нами не предполагал, что вы будете защищать меня, а не я вас».
– Такие места притягивают людей, господин Новаковский. Через год здесь будет полно беженцев и приговоренных, убежденных, что нашли наконец свое место на свете. Яшек будет их королем, а Ванда – богиней. Имея рядом Шулера, Евгения, Крушигора и Сару, они переживут всё. Даже правление Яшека.
– Вам на самом деле не хотелось остаться с ними?
– Я еще не выполнил контракт, ведь так?
– Если хотите, я могу посчитать, что выполнили.
– Лучше не надо. Нарисованная или нет, Ольга в конце концов затянула бы меня под венец, если бы я дал ей немного времени. А я предпочитаю смыться, пока еще есть шансы.
Они рассмеялись – Кутшеба, марсианин и даже Чус. Только маре было не до смеха.
«Нам остался еще один, прежде чем ты освободишься от меня» , – произнесла она с горечью, когда те двое отправились в начало каравана. Мирослав в последний раз оглянулся на скрывающийся за лесом град. Все по-прежнему стояли там, даже леший. А Крушигор, не расстающийся теперь уже не с одним трофейным «Максимом», а с двумя, прикрепленными к ремню, как револьверы Грабинского, не переставал махать на прощание.
Читать дальше