Ннеди Окорафор - Бинти [litres]

Я чуть покачивалась, стоя на неверных ногах, но все равно улыбалась.

– Бинти, – сказала та, которую звали Окпалой, – что ты теперь собираешься делать?

– Что вы имеете в виду? – спросила я. – Я хочу изучать математику и токи. Может быть, создам новый тип астролябии. Я хотела бы изучать эдан, и…

– Да, – сказала она, – все это так, но что насчет твоего дома? Ты собираешься туда возвращаться?

– Конечно, – сказала я, – я как-нибудь навещу, и.

– Я изучала твой народ, – сказала она, – они не любят чужаков.

– Я не чужая им, – сказала я, начиная раздражаться, – я.

И только тогда заметила. Косы мои лежали меж: лопаток, утяжеленные отжизом, но, когда я встала, один локон выбился и упал мне на плечо. Я чувствовала, как он щекочет кожу, а теперь его и увидела.

Я нахмурилась и застыла. Прежде чем меня постигло осознание, я успела погрузиться в медитацию, ветвя вычисления своего отчаяния. Там я и пребывала с какой-то миг, уравнения проносились сквозь пространство моего разума, словно ветер и песок. Рядом кто-то задвигался, и, все еще ветвя, я увидела, что солдаты уходят. Профессора встают, переговариваясь кто как умел. Все, кроме Окпалы. Она смотрела на меня.

Я медленно подняла прядку волос и, протянув ее сквозь пальцы, соскребла отжиз. Она сияла глубокой голубизной, точно небо на Земле в ясный солнечный день, точно Окву, точно остальные медузы, точно униформа солдат Оозма Уни. И она была прозрачной. Мягкой, но тугой. Я дотронулась до своей головы и нажала. То же ощущение, и да, волосы откликнулись на прикосновение. И иголочки, что покалывали кожу головы, успокоились. Мои волосы больше не ыли волосами.

В ушах звенело в ритме участившегося дыхания. Я все еще пребывала в трансе. Мне хотелось сорвать одежду и исследовать каждую часть моего тела. Увидеть, что еще изменил тот укол жала. Или не жала. Жало бы разорвало меня изнутри, как это случилось с Геру.

– Только это, – сказала Окву, – больше ничего.

– Это из-за них я вас понимаю? – спросила я невыразительно. Когда ты в медитации, твой голос звучит, словно шепот из темной глубокой норы. И оттуда же смотришь на солнце и небо.

– Да.

– Зачем?

– Нужно было, чтобы ты понимала нас, а другого способа нет, – сказала Окву.

– И ты должна была доказать, что ты и впрямь наш посол, а не пленник, – сказал вождь. Он помолчал. – Я вернусь на корабль, и мы примем решение касательно Окву. – Он уже направился к выходу, но обернулся: – Бинти, тебя всегда будут чтить среди медуз. Судьба управляет мной верно, она свела меня с тобой.

И он вышел.

Я осталась, в новом, странном теле. Не погрузись я так глубоко в медитацию, я бы кричала не переставая. Я была так далека от дома.

Мне рассказали, что новости о том, что произошло, распространились по всему Оозма Уни буквально за считаные минуты. Согласно им, некая человеческая особь женского пола из крохотного племени спасла университет от нападения медуз, пожертвовав своей кровью при помощи своих уникальных способностей к математической гармонии, а также магии предков. «Племя»: так они именовали этнические группировки людей, слишком удаленные и «нецивилизованные», чтобы отправлять студентов на обучение в Оозма Уни.

Следующие несколько дней я привыкала к тому, что люди удивленно таращились на мою окрашенную алым кожу и странные волосы. А когда они видели меня вместе с Окву, они напряженно смолкали и старались уйти поскорее. Скорее всего, я для них была странным и экзотическим образцом человеческой породы, а Окву – представителем воинственной расы, которая до последнего времени не вызывала ничего, кроме страха. Окву эта слава льстила, тогда как мне хотелось найти подходящую пустыню и углубиться туда, чтобы заниматься там науками в тишине и покое.

– Все люди страшатся безупречной и бескомпромиссной чести, – провозгласила Окву.

Мы с ней сидели в одной из библиотек города Оружейников, разглядывая пустую витрину, где когда-то содержалось жало вождя. Находившийся в трех часах лету от города Математиков город Оружейников был заполнен народом – и на улицах, и в плоских серых каменных постройках. Под каждым из этих строений находился как бы опрокинутый небоскреб, уходящий на многие мили в глубь земли, и только одни студенты да их профессора знали, что там изобретают, испытывают или подвергают разрушению. После того собрания именно сюда они доставили меня, Окву и вождя, чтобы возвратить жало.

Нас сопровождал некто, больше всего похожий на крохотного зеленого ребенка с корнями, что росли на месте головы; позже я узнала, что в городе Оружейников он был профессором. Именно он вошел в хранилище из чистого прозрачного хрусталя, размером пять на пять футов, и отворил его. Жало располагалось на верхушке хрустального постамента и походило на острый осколок льда.