Игорь Осипов: Призраки мертвой звезды [litres]

Звездолет вышел на орбиту в штатном режиме, и теперь капитан смотрел в иллюминатор на планету. Отдаленный, никем не изученный мир был мертв, мертв давно. Звезда сбросила свою оболочку и медленно угасала, превратившись в белого карлика, в компании своего тусклого оранжевого компаньона.

Задачи просты: произвести базовые замеры, оставить простенький спутник-маяк и уйти к другой звездной системе. Капитан потянулся за стаканом с крепким черным чаем, а потом снова поднял взгляд в иллюминатор и вздрогнул. Из пустоты вакуума на него смотрели глаза, глаза цвета осенних листьев, выразительные и полные любопытства, а их обладательница приветливо улыбалась человеку.

Капитан зажмурился в надежде, что иллюзия исчезнет, но когда открыл глаза, то девушка еще шире улыбнулась, явив белоснежные зубы, и, оттолкнувшись узкими ладонями, переплыла от одного иллюминатора к другому. Она была совершенно обнаженной, ее золотые волосы растеклись по пустоте блестящим потоком. Капитан приблизился к стеклу и приложил к нему ладонь, девушка повторила его движение. Казалось, их пальцы вот-вот соприкоснутся, но внезапно корабль дрогнул и наполнился стоном деформируемого металла и аварийной сиреной. По капитанскому мостику разлился резкий синтетический голос: «Отказ оборудования. Сход с орбиты. Соприкосновение с поверхностью через тридцать семь минут».

Девушка за бортом вцепилась в край иллюминатора, словно хотела помешать падению, а потом разжала пальцы и растаяла в пустоте.

Капитан прикрыл веки, понимая, что спастись уже не получится, а перед его мысленным взором стояло лицо девушки с глазами цвета осенних листьев.

Противно верещала сигнализация, и ей вторил всегда вежливый синтетический голос аварийной подсистемы: «Внимание. Разгерметизация». Голос был мужской, низкий и сейчас своим неживым спокойствием только раздражал.

От этого голова болела даже больше, чем от постепенно падающего в отсеке давления. Пальцы немели от холода, овладевающего пространством нашего модуля, наполненного тусклым светом ламп аварийного освещения. В углу тихо плакала Лена, наш штатный астрофизик, и от боли в сломанной руке, и от безысходности положения. Вячеслав, навигатор, сидел напротив меня и молча смотрел в потолок, а врач лежал без сознания на полу – при падении его сильно приложило о стенку. Итого нас четверо. Остальные, без сомнения, погибли, и удивительно, что мы сами еще живы.

Наш корабль не был предназначен для планетарных полетов, и немудрено, что искривитель пространства, похожий на огромную шляпку гриба, оторвался от корпуса в верхних слоях сильно разряженной атмосферы. Нижняя часть корабля, где находились каюты, маршевые двигатели и реактор, отломилась при ударе о грунт. В треснутый иллюминатор были видны ее исковерканные остатки. Там же лежали двадцать членов экипажа. Нет, тел их не было видно, но нетрудно догадаться, в каком они сейчас виде. Вряд ли сохранились лучше, чем жилые модули и двигатель. Пожара на месте падения не было, да и где ему взяться? Атмосфера, разряженная в восемьдесят раз против земной, не содержала кислорода.

Аварийная сеть питания, автономно устроенная для каждого отсека, еще пыхтела, заставляя работать дежурное освещение и простейшую автоматику. А вот система жизнеобеспечения не пережила падения, и потихоньку утекающий воздух больше не восполнялся. Если бы не визг системы оповещения о неисправностях, то можно было бы услышать тихий свист приближающейся смерти.

То, что мы остались в живых, иначе как чудом назвать было нельзя. Удар при падении был сильным, но судьба нижней части корабля нас почему-то не постигла. Мы уцелели.

Сейчас, сидя в потерявшей герметичность огромной консервной банке, которая станет нашей братской могилой, каждый думал о чем-то своем, скорее всего вспоминая прожитую жизнь.

– Чаша два ошталощь, – надломленным голосом, шепелявя, через силу произнес Вячеслав, потом аккуратно, чтобы не попасть в лежащего рядом врача, сплюнул кровь.

У Славки были разбиты губы, и он лишился четырех зубов. Нам всем досталось.

Два часа жить, значит.

Я молча кивнул. Сил совсем не было, а от недостатка кислорода накатывало безразличие.

Поскольку я пострадал меньше остальных, именно мне пришлось оказать первую помощь Лене и вколоть всем обезболивающее.

Когда на воротнике у доктора быстро-быстро заморгала красная лампочка контроллера показателей сердечной и мозговой деятельности, никто не отреагировал. Во-первых, поздно что-либо делать, он умер, а во-вторых, мы ненадолго его переживем.