Кристель Дабо - Граница миров

Посреди обломков страстно обнималась пара. Мужчиной, которого Офелия заметила, когда он галопом спускался по трансцендиуму, был Ренар. Охотничий карабин по-прежнему болтался у него на плече, а сам он вцепился в Гаэль с той же силой, что и она в него. Он покрывал ее поцелуями, она его – ругательствами. Пузырек счастья в океане хаоса.

Офелия отогнала образ Торна, оставшегося в одиночестве на Изнанке. Она не имела права позволить себе слабость; только не сейчас.

Стоящий рядом Арчибальд был весь в порезах. Но обязан он ими был в основном Балде, который всеми когтями вцепился в него, защищая от осколков. Он длинно, задумчиво присвистнул.

Офелия проследила за его взглядом. Там, где третья пятка Другого ударила оземь, смесь скальных обломков и шлифованного мрамора образовала лестницу, которой раньше не было. Ее крутые извивы вели к парящему глобусу Секретариума в вышине, под куполом, лишившимся стекол.

Висящее зеркало, поняла Офелия. Зеркало, в котором Евлалия и Другой поменялись местами в день Раскола. Там и будет сыгран последний акт.

Пустота разрасталась, захватывая новые территории. Она поглотила робота, стоящего при входе и встречающего посетителей; она продолжала отгрызать от Мемориала кусок за куском – вероятно, злоупотребление Другого украденными семейными свойствами в свою очередь содействовало инверсии мира. Зов ветра, звучавший всё сильнее, вызывал у Офелии ощущение, что она пытается плыть против течения. При таких темпах скоро и спасать будет нечего.

– Надеюсь, у вас имеется план, мадам Торн, – негромко заметил ей Арчибальд, рассматривая уходящую в небо лестницу.

– Имеется.

Вот только ключевым звеном этого плана была Элизабет. Офелия с облегчением обнаружила ту почти невредимой. Она упала на колени перед Другим, волосы скрывали ее потрясенное лицо. Без нее всё было бы кончено. С ней, возможно, тоже. Теперь всё зависело от ее воли принять или отвергнуть истину. Она не сопротивлялась, когда Другой взял ее за руку, словно девочку, и потащил вслед за собой вверх по лестнице, не обращая больше ни на кого внимания. На каждой ступени какой-нибудь новый орган – рука, нога, нос, глаз, рот, уши – прорастал на его теле, лишая Другого всякого подобия мыслимых очертаний. Он становился всё массивнее, всё изменчивее, будто бы каждая личина, которую он присвоил на протяжении веков, теперь стремилась взять верх.

По мере его восхождения мужчины и женщины, стоящие на ближайших этажах, отшатывались назад, не в силах отвести от него взгляд. Другому ничего не стоило бы перенестись прямо внутрь Секретариума, причем никем не замеченным, и отправить Элизабет по другую сторону зеркала, но он решил устроить настоящее шоу. Лестница, подъем по ступеням: публичная казнь.

Бог вышел из-за кулис и больше туда не вернется.

Всё тело Офелии пробрала дрожь, так что кожа покрылась мурашками. Она подумала о Янусе, огромном неуловимом Янусе, убитом в одно мгновение, потом двинулась к лестнице.

Гигантская рука мягко удержала ее за плечо. К удивлению Офелии, это оказался Фарук. Он отрицательно качал головой. Что-то внутри него смутно ее помнило – или же он помешал бы любому сделать то, что она собиралась? Офелия выдержала его ледяной взгляд, несмотря на физическую боль, которую причинял этот визуальный контакт, пока он не сдался и не отпустил ее.

Гаэль, которая не столько целовала Ренара, сколько кусала, внезапно отстранилась от него, обратившись к Офелии:

– Не ходи туда. Я сорок три раза пыталась его прикончить, а у меня, не в обиду тебе будет сказано, все пальцы на месте. Эта штука не может сдохнуть. В отличие от тебя.

Ее глаза, один цвета полуденной лазури, другой цвета ночи, выдавали противоречивые чувства. А вот Офелия ощущала только одно. Страх. И всё же она поднимется по этой лестнице.

– Евлалия Дийё больше не знает, кто она. Я единственная, кто способен помочь ей вспомнить.

Озадаченный Арчибальд поскреб подбородок, заросший щетиной.

– Это и есть ваш план?

– Я не прошу вас идти со мной.

Офелия начала взбираться по ступеням так быстро, как только позволяли сандалии. Это была самая крутая лестница, по которой ей когда-либо доводилось подниматься. Она поскальзывалась на осколках стекла и камня, и не было никаких перил, чтобы удержаться. Она перестала смотреть вниз, когда земля слишком отдалилась, и теперь не спускала глаз с Элизабет, там, выше, по-прежнему выше, которая жалко спотыкалась, следуя за Другим.