Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

Волшебник позволяет мерзким тварям собираться, пока все вокруг не начинает кипеть безумием – пока им с Мимарой не начинает казаться, что они вдвоем занимают пылающий пузырь в аду. А потом, пока девушка прижимается к земле, он срезает их сверкающим Компасом Ношайнрау. Эта резня великолепна и ужасна. Но шранки все равно приходят, ночь за ночью, их собачьи фаллосы тыкаются в их же собачьи животы.

В те редкие ночи, когда они не появляются, она видит их во сне, в ночных кошмарах, заставляющих ее кричать, хотя потом, проснувшись, она отрицает, что кричала.

Еды так мало, что они иногда рыдают над редким оленем, которого волшебнику удается убить. Однажды на заросшем камышом краю болота Друз валит мускусного быка, массивное, седое, старое существо. Один запах животного вызвал бы у Мимары рвотные позывы, если бы она все еще жила в борделе, не говоря уже об Андиаминских Высотах. И все же они набрасываются на труп быка, как голодные собаки. Комары вокруг настолько ужасны, что волшебник поднимает против них защиту.

Сон – это редчайшая роскошь. Они начинают съедать двойную порцию квирри, а потом удваивают ее еще раз. Мимара начинает ценить тонкость тирании – то, как она резко проявляется в бедные и голодные времена и исчезает в невидимости во времена изобилия. Ей удается забыть свои старые дурные предчувствия. Несмотря на все могущество волшебника, они были бы мертвы сто раз, если бы не квирри и не та незаконная сила, которая является его даром…

Если бы не Нил’гиккас.

Иногда она шепчет молитвы за него, Клирика, хотя и знает, что его душа безвозвратно потеряна в аду. В молитвах нет никакого вреда. Он где-то кричит, думает она. Его тень кричит.

Атаки шранков начинают стихать, когда горы Демуа впервые прорезают завесу тумана на горизонте.

Древняя карта волшебника не имеет никакого смысла в ее глазах. Витой орнамент обрамляет ее внутреннюю часть – бледные остатки красок, которые когда-то расцвечивали эту вещь, но давно уже линяли. Акхеймион рассказывает ей, как древние куниюрцы, как и все народы, соблюдали традиции изображения, свойственные им, и только им. Карта, говорит он, считает горы и использует их как маркеры, чтобы найти Ишуаль.

– И что же ты надеешься найти? – интересуется Мимара.

– Медовые лепешки и пиво! – срывается он.

Его прежние вспыльчивые манеры быстро возвращаются всякий раз, когда она поднимает вопросы, напоминающие о безумном размере его авантюры. После всех этих смертей и тяжелых трудов остается вероятность того, что они ничего не найдут, – факт, о котором старый волшебник не хочет даже думать.

Но она научилась выдерживать его настроение, точно так же, как он научился управлять ее собственным. Они больше не устраивают бесконечно повторяющихся ссор с бессмысленными упреками – по крайней мере, не устраивают их так часто.

– Акка… Ну давай сейчас серьезно…

– Правду о Келлхусе я надеюсь найти! Я тебе это уже сто раз говорил, Мимара, и даже больше!

Она сердито смотрит на него.

Акхеймион собирается с духом и глубоко вздыхает.

– Нельзя возводить стены вокруг того, что забыто, – говорит он, повторяя пословицу, которую она уже слышала раньше. – Ишуаль был забыт. Вот уже две тысячи лет он живет – в самой тени Голготтерата, не меньше!

Она наблюдает за ним так, как всегда наблюдает, когда он раздражает ее своими страстными притязаниями. Ей кажется, что никогда еще она не встречала человека, которому так отчаянно хотелось бы верить. Она смотрит на свой живот, который обхватывает двумя ладонями, и бормочет:

– Твой отец иногда бывает дураком…

– Подумай, Мимара, – говорит он, сжимая кулаки от раздражения. Как бы он ни ненавидел обсуждать Ишуаль, еще больше он презирает напоминания о своем отцовстве. – Дуниане послали одного из своих сынов в дикую природу. И в течение двадцати лет он правит всеми Тремя Морями! Мы здесь для того, чтобы помнить – ни больше ни меньше. Помнить и, если понадобится, убрать стены.

– Возведенные вокруг аспект-императора.

– Вокруг истины.

Наступают спокойные дни. На горизонте теперь хорошо видны громоздящиеся горы. Они напоминают ей, как ни странно, Менеанорское море зимой, с темными волнами, выстроенными в хаотичные ряды, раздваивающиеся, с белыми шапками пены. Проведя несколько часов, изучая карту и рассматривая хребет, волшебник решает, что они зашли слишком далеко на юг, и поэтому они сворачивают на север через выглядящее не слишком неприступным подножие Демуа.