Эйприл Женевьева Тухолки - Бессердечное милосердие [litres]

Сказала, что явилась во сны к Вайталу и узнала, что Квиксы далеко забрели в Зеленый Дикий Лес, где жили средь деревьев и лакомились гигантскими снежными зайцами.

Поведала о Королеве-Затворнице – о слухах, что разлетелись по всему Ворсленду. Дескать, она воскресла и собирала армию среди Свино-Людей на Кабаньих островах.

Сказала, что в ответ Матушка Хаш обучает Морских Ведьм искусству войны.

Пробудилась я резко за несколько часов до рассвета.

В самой середине февраля, в месяц бесконечной тьмы, холода и снега, Тригв, Ови и я шли по узким каменным переулкам, не чувствуя холода.

Здания на Санторе казались приземистыми, тяжелыми, но окрашены были в белый и серо-голубой, отчего делались похожими на воздушные облака.

Белые и синие дома, соседствуя с оливковыми деревьями, тянулись на самую вершину холма к открытой равнине, что простиралась на другую сторону острова.

Оливковые деревья росли повсюду, во дворах и на улице. Я вспомнила оливковое масло, которое отведала у Морских Ведьм, и тотчас заулыбалась. Проходя мимо, сорвала зеленую ягоду и отправила в рот, но на вкус та оказалась горькой, и я выплюнула ее на землю и выругалась. Услышав брань, местная бабка покачала головой и рассмеялась.

– Нет, не надо, – проговорила она на ломаном ворском.

Сантор хоть и являлся портовым городом, и говорили здесь на многих языках, местные же владели лишь диалектами иберского. За время путешествия я выучила несколько слов, но для общения будет маловато.

– Есть нельзя. Только масло. – Из дома с голубой крышей женщина вынесла кувшин и налила зелено-золотую жидкость в крошечную чашку, прежде чем дать мне отпить.

– Видишь? – спросила она, когда я отведала масла.

Я вытерла губы тыльной стороной ладони и улыбнулась, кивнув в знак благодарности.

Люди Сантора отличались дружелюбностью и гостеприимством. Да и как иначе, ежели солнце никогда не обходило их стороной? Пока мы шли, я поднимала к небу лицо, купаясь в солнечных лучах.

В конце концов мы нашли путь на шумный рынок, и я купила инжир, соленый белый сыр и вкусные лепешки с травами и оливковым маслом. Фермеры глазели на трехпалую руку, когда я потянулась за монетами, но вопросов не задавали.

Тригв, Ови и я стояли плечом к плечу у моря и ели, медленно жуя, мирно поглядывая на воду. Океан в Санторе не был похож на наше серое, капризное, страстное море. Голубое оно было и спокойное. Голубое, точно небо.

Мы нашли портного и сменили шерстяные туники на струящиеся шелковые одежды, теперь не отличаясь от жителей острова. Ткань оказалась мягкой, прохладной.

Тригв приобрел в придачу несколько красных льняных халатов – традиционный наряд учеников Сантора. Он проучится в школе годик-другой, если преуспеет в мастерстве и пожелает получить специальность. Возможно, мы могли бы поселиться в одном из прохладных, плиточных домиков на холме. Ови и я могли бы зарабатывать деньги, собирая оливки и рыбача, и, поскольку тут не было зимы, не переживать из-за недостатка еды. Яркие, сочные плоды росли здесь круглогодично. Жизнь наша стала бы приятной.

Я вспомнила вдруг о женщине в черном шелке, ее мрачных чертах и изысканном платье. Как одиноко ей, наверное, было в лесу.

Вынула из мешка прядь ее волос и сжала в кулаке.

– Однажды вернемся в Ворсленд, сразимся в ведьмовской войне.

– Так и сделаем. – Ови коснулась руки моей. – Но не сейчас.

Тригв только взглянул на меня и улыбнулся.

– Негоже думать о мрачных вещах в столь прекрасном месте и в такой чудесный день. Позволь себе счастье, Фрей.

Наши с ним взгляды встретились.

– Позволю. Обещаю.

Мы шли через главный рынок, глядя на молодых девушек, торгующих фруктами, и на темноволосых рыбаков, что торговались с озабоченными мамашами. Тут на глаза мне попался прилавок с красивыми луками из оливкового дерева. Я сразу вспомнила о Руне.

Мы шли и вскоре натолкнулись на толпу, собравшуюся возле фонтана на главной площади. Два барда сидели вместе на белом камне. Брат и сестра, решила я – волосы у обоих темные, глаза живые, а на лице – веснушки.

На дневной изнуряющей жаре они тихо пели, собрав подле себя кучу детей. Пред ними стояла плошка для монет, а девушка играла в придачу на струнном инструменте, что лежал на колене.

Пара закончила песню, начала другую. Мелодия звучала красиво, и горько, и сладко, с длинными, парящими нотами. Голоса у них были сильные, чистые.

И вот тогда меня осенило: я понимала слова бардов, потому что их слова лились на ворском.