Чарльз де Линт - Семь диких сестер

Грейс размышляла, что самое ужасное в пчелах, облепивших лицо и руки. Щекотка, вот что. Но ведь сделать-то ничего было нельзя, даже пальцем шевельнуть. Оставалось только поеживаться и терпеть зуд от лапок жужжащих созданий. И еще изо всех сил стараться не чихать и сдерживаться, чтобы не прихлопнуть их вместе с крошечными всадниками. Просто ужас.

Даже когда пчелиное облако наконец покинуло ее и Рут, ей все казалось, что тысячи малюсеньких конечностей елозят по коже. Это как с паутиной – смахнешь ее, а она все равно как будто липнет к тебе. И ты-то знаешь, что нет уже никакой паутины, а чувство такое, будто эта прозрачная пелена так и приклеилась к коже.

– Грейс?.. – раздался рядом голос Рут.

Грейс отчаянно терла лицо и руки. Рут могла бы заняться тем же, но вместо этого глядела куда-то мимо сестры, вверх по склону. И лицо ее было белее мела. Грейс медленно обернулась, чтобы посмотреть, что привлекло внимание Рут.

Лучше бы не смотрела.

Пчелиные фейри – они, оказывается, бывают разных размеров. Начиная с крошек, которые усеивали их лица и руки по пути сюда, и того толстенького шмеля, что захватил их в плен, до этих наводящих ужас вельмож и дам с мрачными лицами. Они сидели, высокие, прямые, верхом на лошадях, в которых было что-то не так. И в самих всадниках тоже было что-то не так. Вроде бы они выглядели как люди, но черты их были слишком резкими, а в глазах сиял холодный свет – Грейс такого не видела ни у одного нормального человека. Там были еще слуги, пешие, целая толпа. И у всех в руках луки со стрелами, рапиры и легкие копья с зазубренными наконечниками.

Сердце Грейс ухнуло вниз.

– Вот так, – тоненько просипела она, дотянулась до руки Рут и сжала ее покрепче. – Не напомнишь мне, чего ради мы потащились куда-то из дома? Занимались бы тихонько себе уборкой. Я вот что скажу: полжизни за то, чтобы вытирать сейчас пыль, уж точно лучше, чем торчать здесь.

– Все, что угодно, лучше, чем торчать здесь, – согласилась Рут.

– У тебя, часом, не завалялось в кармане пары фейерверков? Или там, например, ракетницы?

– Не завалялось, но… может, сгодится баллончик от насекомых?

Грейс стиснула руку сестры, и та выдавила в ответ слабую улыбку.

«Никогда не показывайте, что вам страшно».

Грейс вспомнила, чему учила их Эйди, когда младших близнецов задирали одноклассники.

«От вашего страха они только сильнее заводятся, это же как у собак. Просто стойте твердо, держите удар и старайтесь дать сдачи, если получится. Вам, может, и достанется, но они поймут, что вы орешки крепкие, и в следующий раз трижды подумают, прежде чем сунуться».

Парочка подбитых глаз, несколько десятков царапин да синяков – и наставления Эйди сработали. Близнецам всего-то пришлось дважды постоять спина к спине, отбиваясь от стайки забияк. Но после этого даже старшие школьники оставили их в покое.

– Баллончик от насекомых – это просто блеск, – просияла Грейс.

– Был бы.

– Ага, только нужен огроменный. Такой в карман поместится?

– Молчать! – приказала им единственная среди всадников женщина.

Видимо, она-то и была у них главной. Пчелиная королева, сообразила Грейс. В пчелиных фейри чувствовалась какая-то черствость; даже воздух вокруг словно пропитался гневом и свирепостью. А уж эта дама выглядела как праматерь самой злобы. Зрелище ужасное во всех смыслах. Но ужаснее всего казалось то, что королева была бы сущей красавицей, если бы не жестокость, искажавшая черты ее лица.

Грейс проглотила комок в горле. «Не трусить! – мысленно приказала она себе. – Или хотя бы не показывать, что трусишь».

– А ты вообще заткнись! – рявкнула она на королеву. – Ты кем себя возомнила? Ты мне не мать, чтобы указывать!

Рут беспокойно подергала ее за рукав свободной рукой:

– Может, не стоит так уж сразу…

– Едва ли я прихожусь тебе матерью, – ледяным тоном произнесла королева. – Я никому не мать. Отныне не мать.

– А, ну ясно, – скривилась Грейс. – Что, и парня тоже нет? Уж конечно, с такой-то физиономией.

– Тебе… тебе бы не помешало сменить имидж, – подхватила Рут.

«Точно, в этом вся суть», – подумала Грейс, а вслух сказала:

– Кстати, да! Мама говорит, будто от этого можно почувствовать себя совсем другой женщиной. Большущий будет шаг вперед – тебе-то точно не повредит!