Дэн Ченслор: Разрушенное святилище

Немного ниже располагались зеленый нефритовый и желтый золотой диски — дарующие жизнь Земля и Солнце.

Немного поодаль высилось уродливое, ужасающее существо, — бог зла Дармак. К виду его невозможно было привыкнуть, несмотря на то, что паломники уже не раз смотрели в десятки его крохотных паучьих глаз, двумя виноградными гроздьями свисающими по обеим сторонам головы.

В каждом горел огонь ненависти, а вместе они казались осиными гнездами, наполненными темнотой зла. Тело, напоминающее подземного белого и тучного червя, было усеяно человеческими головами, как будто пытающимися прорваться сквозь толщу омерзительной плоти обратно в мир.

Искаженные лица, широко разинутые в вопле рты, почти вываливающиеся от напряжения глаза были сделаны из разноцветного мрамора и яшмы, что придавало им устрашающую жизненность.

Посреди храма, совпадая центром с высшей точкой купола, мертво и тяжело лежало ртутное озеро, которое должно было принять в себя исчезнувшую в этот день Луну.

Храм был посвящен Лунной богине, и ее изображение в виде статуи прекрасной женщины в серебряных ниспадающих одеждах располагалось перед группой богов.

Паломники охнули, когда янтарный столб пламени вспыхнул но сторонам божественной группы, степы разошлись, и из образовавшейся в восточной стороне арки появилась процессия жрецов в серых балахонах. Священнослужители пели, не разжимая губ, дикий и одновременно гармоничный напев.

Не зная как, но не нарушая торжественного ритма мелодии, люди постепенно включались в хор. Странная песня без слов крепла, и полые чаши из шлифованного хрусталя, вмурованные в стены, наполнялись звуками, обретая завершенность и силу..

Раздался дрожащий звук невидимых натянутых струн, и песня мгновенно смолкла. Жрецы одновременно плавно расступились, освобождая дорогу следующим позади силачам в черных мантиях с глубокими капюшонами.

Последние закрывали склоненные лица так, чтобы ничто не отвлекало внимания от Главного жреца, носилки с которым они держали на плечах.

Гаркванус возвышался на широком кресле черного дерева, усыпанном серебряными изображениями болотной кувшинки, что увеличивается и уменьшается в зависимости от убывания и разрастания луны.

Камнями, повторяющими ее цвет — белыми кораллами, хрусталем и жемчугом — были расшиты его мантия и налобный обруч, переходящий в высокую атласную шапку.

Длинные золотистые нити спускались с обруча на лицо, не закрывая его, а лишь символизируя ту преграду, что существовала между ним, служителем богов, и простыми смертными. Мясистое лицо с отвисшими щеками было багрово и торжественно, в длинных мочках ушей, похожих на вытянутые белесые стебли болотной травы, звенели, ударяясь друг о друга, серебряные и золотые пластины.

Кресло поставили перед изваяниями богов, и жрец низким голосом, повторявшимся в полых амфорах, что уносили его слова вверх, к куполу храма, — вознес молитву, славящую распорядителей людской судьбы.

Окончание каждой строфы дружно повторяли молящиеся, ощущая себя единым телом, которое через средоточие его души — жреца, общается с высшими силами.

В молитвенном экстазе молодой мужчина, тот, что вступил в спор со стариками перед храмом, забыл об опасности своего положения — он стоял в первом ряду, опираясь только на часть ступни.

Проговорив положенные слова, он в порыве самоуничижения прижал руки к груди, и качнувшись вперед, мгновение пытался удержать равновесие.

Никто из стоящих рядом не помог ему, боясь нарушить божественную волю. Наконец человек с глухим вскриком рухнул вниз, с последнего яруса под самым куполом, попав в тяжелую массу ртутного озера.

Жрец, не оборачиваясь, исступленно закричал:

— Владычица Лупа, прими избранную тобою жертву, пусть будет она угодна тебе!

В то же мгновение несколько человек с разных ступеней амфитеатра, славя богиню, едва ли осознавая, что делают, разбили своими телами поблескивающую гладь.

Звуки торжественной молитвы переросли в неистовый вой, почти недвижные ранее ряды дрогнули, стоявшие позади стремились к краю, один за другим пропадая в бездонной глубине каменной выемки.

Другие торопились вниз, раздирая на себе одежды, полосуя лицо, грудь, руки острыми камнями, припасенными специально для этой цели ножами или просто собственными ногтями.

Каждый торопился плеснуть своей крови в храмовый жертвенник, но шум немедленно стих при оглушительном звуке ударов каменными трезубцами по металлическим листам, внесенным служителями в серых балахонах.