Дмитрий Дудко (Баринов) - Ардагаст и его враги

Чернобородые горцы осклабились. По правде сказать, князь был вовсе не рад такому спутнику. Мало того, что Борислав, младший сын Андака от венедки, души не чаял в этом мягкотелом царевиче. Так теперь Доброслава поставили чуть ли не в надзиратели - ему, более знатному, чем сам Ардагаст! А случись что с царским сынком - все решат, что он, Андак, подло отомстил за тестя, Сауаспа Черноконного.

Отряд двинулся вверх по Джерахскому ущелью, потом перевалил в долину реки Ассы и пошел по ней вверх, мимо редких аланских и вайнахских аулов. Князь не обижал своего троюродного племянника. Зато старшие Андаковичи и вайнахи всячески поддевали Доброслава. Чтобы доказать им свою отвагу, юноше приходилось взбираться на крутые скалы, в одиночку идти на горного барса или стаю волков. Было страшно и трудно, но царевич не подавал виду. По нему, Ардагастовичу, горцы судили: так ли храбр его прославленный отец? Мало ли что споют степные певцы о щедром царе... И что это вообще за венеды, с которыми так охотно нынче роднятся росы? Говорят, трусливое лесное племя...

А по утрам болела голова: его, не любившего хмельного, усердно старались напоить. Но вот песни его нравились всем. И рассказы о далеких невиданных землях, где не бывал даже Андак, об их богах и могущественных чародеях. Все то, что Доброслав с детства жадно перенимал у волхвов. И с каждым днем все одобрительнее смотрели на царевича росов вольные, ни во что не ставившие царский род сыны ущелий.

Тем временем в стане сарматов творились дела темные и недобрые. По утрам вдруг Алонт стал приносить изуродованные трупы самых знатных князей. Сильные, красивые, отважные мужчины, лучшие в войске... На телах их не было ран от оружия, а на лицах застыла у кого ярость, у кого странная блаженная улыбка. Некоторые видели, как ночами бродил по стану призрак: черноволосая женщина дивной красоты, в платье тончайшей красной ткани. Одни из увидевших ее цепенели, не в силах даже подать голос. Другие поднимались и молча шли за ней. Наутро их находили в Алонте.

Одни из родичей погибших с гордостью говорили, что те стали избранниками богини любви и смерти - не самой ли Артимпасы? Другие, наоборот, твердили, что Тамар Всеисцеляющая прогневалась на сарматов и вот-вот нашлет на орду мор. Третьи, вспоминая старые кровные счета, обвиняли не богиню, а своих соратников. Пошли перебранки, посыпались оскорбления, зазвенела сталь. Когда же в реке нашли труп царевича аланов Аспара, рать оказалась на грани усобицы. Больше всего подозревали Сагдева. Своему отцу, "любимцу Артимпасы", он не уступал красотой и удалью, почему же за царевичем роксоланов не явилась богиня? И куда подевался его дружок Ардагаст, уже сгубивший царство аорсов? Не нападет ли он среди ночи не на римлян, а на аланов - прямо на царскую ставку?

С большим трудом Хор-алдар настоял на том, чтобы вместо народного собрания созвать тайный совет вождей. Воины напряженно прислушивались к доносившимся из шатра росского князя крикам и ругани. Наконец вожди вышли и объявили каждый своим воинам: князей губит богиня демоница, и одолеть ее можно только чарами. Какими - о том никто знать не должен. Воинам же надо быть готовыми к новому приступу в любое время дня или ночи.

Вражда в стане на время притихла, сменившись напряженным ожиданием. День прошел как обычно: поединки у стены, скачки, вечером - песни у костра. Но темнело, и даже к тем, кто вернулся, одолев какого-нибудь иверского князя в богатых доспехах, в души закрадывался страх и стыд. Враг, которого нельзя поразить самой лучшей сталью, от которого не защитит самый прочный панцирь. И кто - женщина? Не степнячка-воительница в кольчуге и с луком, а безоружная, почти голая ведьма...

Многие не могли заснуть этой ночью, теплой и безветренной. Тишину нарушал только неумолчный шум Алонта. Луна и звезды лишь изредка выглядывали из-за туч. Не спавшие видели, как вошла с юга в стан черноволосая женщина в красном. Беззвучно ступала она среди шатров. Сквозь тонкую ткань просвечивало стройное, здоровое тело, а сквозь него светило пламя костров. Смуглое горбоносое лицо было прекрасно и безжалостно. Смертью веяло от него, но оно манило, сулило неведомые наслаждения. Взгляд больших черных глаз, в глубине которых поблескивали две белых звезды, лишал воли, отнимал речь. Она проходила, а воины, большие, сильные мужчины, оставались неподвижными, со взглядами, прикованными к ней. Ее любили и ненавидели сразу, а она шла, с царственным видом принимая ненависть и любовь, и лишь губы шептали ей вслед: "Тамар... Артимпаса...".