Дмитрий Дудко - Рыцари Грааля

Да вы садитесь, Сева. Вашу работу я прочел. Замечаний, конечно, уйма, они все тут, на полях. Но в целом — молодец! Сам Сальвиан похвалил бы ваш перевод — конечно, знай он современный русский… Скажите, Сева, а смогли бы вы понять разговор на этой самой позднеантичной латыни? И не современных латинистов, а людей, для которых она была родным языком ? По крайней мере, для одного. А я вот слышал и почти все понял. И было мне тоже двадцать четыре… Да, а я-то думал, что председателя университетского клуба любителей фантастики удивить нельзя … Нет, я не шучу. И машина времени не при чем. Вы, конечно, знаете о священном Граале? Да, его представляют то чашей с кровью Христа, то чудесным камнем… А те двое видели его — и остались живы . Тогда я считал нужным молчать об этом, но теперь, через сорок лет… Все чаще думаю: а вдруг их уже нет? Или, еще хуже, уцелел тот, для кого латынь была родной? Да и сам я не вечен… Доказательств предъявить не могу, не знаю даже названия того замка, так что хотите — считайте это фактом, а хотите — сюжетом для фантастического рассказа.

В сорок втором я попал в плен под Керчью, затем бежал и очутился во Франции. Жил в Анжере под видом белоэмигранта, участвовал в Сопротивлении. В мае сорок четвертого гестапо выследило нашу организацию, и я оказался в концлагере где-то под Шартром.

Как-то утром в лагере появился эсэсовец в погонах штандартенфюрера. Лет под сорок, стройный, подтянутый, даже красивый. Я знаю только двух человек, элегантно выглядящих в эсэсовской форме — Тихонова-Штирлица и его. Лицо умное, гордое. Не чванливое, как у всех этих коричневых юберменшей, а именно гордое, аристократическое. Он и был аристократ, рейнский барон Людвиг фон Штерн — это мы после узнали.

Наш коротышка-комендант вывел из строя десять человек, в том числе и меня. Барон окинул нас взглядом и говорит этак насмешливо и многозначительно: «Вы, господа коммунисты, конечно, не верите в рай. Однако гарантирую: вскоре кое-кто из вас увидит жизнь вечную, хотя и не ту, которую обещают попы».

Нас загнали в машину с закрытым кузовом и повезли неведомо куда. Из тех десяти мне больше всего запомнились двое: Морис Летурно и Серж Оболенский. Морис — руководитель лагерного комитета, умный, волевой — словом, настоящий коммунист. А Серж… Называю его даже мысленно на французский лад, хотя он этого не любил. Вообще для него выглядеть в моих глазах русским было делом чести. Всю сознательную жизнь он провел во Франции и к «белым идеалам» относился весьма иронично.

Так вот, высадили нас во дворе какого-то замка. Двор — как колодец. Стены и башни высокие, из дикого камня, кладка грубая. Видно, что строили в самые феодальные времена — тогда не до удобств было, не до изящества. Только к главной башне прилепилось безвкусное двухэтажное строение в стиле ампир. Нас поместили в подвале под ним. Целую неделю мы расчищали заваленное подземелье под главной башней, затем — уходящий вглубь коридор, потом — карстовую пещеру.

Для нас с Сержем, впрочем, вскоре нашлась работа наверху. В замок то и дело прибывали ящики с картинами и антиквариатом, награбленными людьми Гиммлера. Мы разгружали их и таскали наверх, а затем барон пронюхал, что Серж — искусствовед, а я — филолог, и стал использовать нас как экспертов. Мы, конечно, добросовестно пытались его обманывать, но у штандартенфюрера оказались прямо-таки необъятные познания в этих областях. По-моему, черномундирный интеллектуал просто отводил с нами душу. Не с эсэсовцами же беседовать о науке и искусстве!

Охранники были уверены, что барон ищет сокровища тамплиеров. На этом и решил сыграть Морис. Он приметил одного немца, который больше всех болтал о кладе и невероятно злился из-за карточных проигрышей. Ганс — так его звали — до войны держал галантерейную лавочку и пускался во всевозможные коммерческие авантюры, почти всегда неудачные. Ему-то и принялся Морис внушать, будто Серж лучше барона знает, где искать клад. Ганс, конечно, мог нас выдать, но … две трети клада выглядели заманчивее недельного отпуска. Договорились так: Ганс напросится дежурить у нашего подвала ночью, мы под его присмотром выроем клад, поделим, снимем часового у ворот, захватим машину и бежим вместе с Гансом в сторону фронта (союзники уже высадились в Нормандии). Галантерейщик, таким образом, рассчитывал приобрести сразу и состояние, и репутацию антифашиста. Мы же собирались попросту обезоружить его в подземелье.