Мадам Севинье - «В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь»

Аббат полагает наш выезд столь необходимым, что я не в силах ему противиться. Он, увы, не вечен; и коли есть на то его добрая воля, то я хочу воспользоваться этим себе во благо. Мы пробудем в отлучке месяца два, так что если вдруг г-жа де Пюисье, от которой мы все еще ждем известий, так и не выдаст нам эту ратификацию, то после Дня святого Мартина придется снова обращаться во Дворец [159] Дворец правосудия. В те времена год прерывался не школьными каникулами, а вакациями служащих в судах. . Ну а если повезет и мы добьемся успеха, то все равно вернемся, ибо здоровье нашего добрейшего аббата оставляет желать лучшего, и ему не очень хотелось бы остаться на зиму в Бретани, о чем он говорит совершенно открыто, мне же остается притворяться, будто я ничего не понимаю; а вот тем, кто вздумал бы меня обмануть, я не завидую! Знаю, что зимой навалится скука. Долгие вечера унылы, как длинные перегоны. Однако же в ту зиму, когда Вы, моя милая, были тут подле меня, я не скучала вовсе; Вам же при Вашей молодости немудрено было бы и заскучать. Вспоминается ли Вам, как мы с Вами читали? И если бы мы могли тогда отгородиться от всего, что дальше этого столика и даже от книги, то все равно не угадали бы, чтó у нас впереди; на все воля Провидения. Я все не могу забыть Ваши тогдашние слова: скука, она как грязь на дороге, из нее тоже надо выбираться; никому ведь не придет в голову замереть посередь месяца и из одного страха не попытаться прожить его до конца. Это как со смертью; нет никого, кто бы ни пытался избежать этого финала. В Ваших письмах встречаются порой вещи, которые не получается, да и не хочется, забывать.

Добрались ли до Вас, наконец, мой друг Корбинелли и г-н де Вард? Я была бы этому очень рада; вот бы уж наговорились от души. А если Вы только и делаете, что обсуждаете всякие мелочи да смерть г-на де Тюренна, не пытаясь представить, что же изо всего этого выйдет, тогда что у вас, что у нас — все одно, и провинция ваша тут ни при чем.

Вчера с нами ужинал г-н де Барийон. Говорили только о г-не де Тюренне; он преисполнен самой искренней скорби. Вспоминал глубокую его порядочность, говорил о его безупречности, как ценил он бескорыстие истинной добродетели, как почитал ее высшей для себя наградой, а напоследок заключил, что тот, кто его искренне любит, кто отдает должное его заслугам, не может при этом сам не становиться лучше. В его кругу не терпели плутов и двурушников, и одно это возвышало всех его друзей над простыми смертными. К их числу он всегда причислял и нашего славного шевалье, которого любил и почитал, а тот, как и многие другие, боготворил этого великого человека. Такие люди приходят в этот мир далеко не каждое столетие. Не думаю, чтобы этого не видели и не понимали, во всяком случае, те, кого я знаю; одно сознание принадлежности к их кругу способно возвысить нас в собственных глазах.

Попробовала разобраться в датах. Ясно, что я написала Вам в пятницу 16-го; до этого в среду 14-го и в понедельник 12-го. Один лишь Паколе, да еще благоволение Монтелимара, неким дьявольским способом могли бы переправить мое пятничное письмо; посмотрите еще раз хорошенько на это чудо, а потом, чтобы снять у меня камень с души, напишите «среда, 30 число», а на следующем — «воскресенье» [160] Ни в июле, ни в августе 1675 г. 30-е число ни разу не приходилось на среду, а г-жа де Севинье никогда не писала по воскресеньям. Речь может идти об ошибочно указанной дате в письме от пятницы, 16-го числа, доставленном в Гриньян с непостижимой, дьявольской, быстротой. Гном — волшебник Паколе — является одним из героев популярного рыцарского романа Средневековья «Валантен и Орсон». Он сделал себе деревянного коня, который летал быстрее птицы. .

Но давайте поговорим еще чуть-чуть о г-не де Тюренне; было бы зазорно не вспомнить о нем. Вот что вчера рассказал мне наш миниатюрный кардинал. Вы ведь знакомы с Пертуисом [161] Ги, граф де Пертуис — в 1659-м капитан отряда мушкетеров личной охраны де Тюренна. В 1673-м командует кавалерийским полком. Продвинувшись по службе, в 1679 г. становится губернатором в Менене, а в 1680 г. получает чин генерал-майора. и знаете, с каким обожанием и преданностью тот относился к г-ну де Тюренну. Узнав о его гибели, он немедля подает прошение Королю: «Сир, я только что лишился г-на де Тюренна. Я чувствую, что мой разум не в силах смириться с этой утратой; будучи не в состоянии продолжать служить Вашему Величеству, прошу освободить меня от губернаторства в Куртре». Кардинал де Буйон помешал передаче этого письма, однако, опасаясь, что тот объявится лично, доложил Королю о тех последствиях, которые возымело на Пертуиса охватившее его отчаяние. Король, в полной мере разделяя боль его утраты, уверил кардинала в еще большем своем уважении к г-ну де Пертуису и попросил передать, чтобы тот оставил мысль об отставке, ибо хотел бы и впредь полагаться на его честность вне зависимости от состояния его духа. И таковы все, кто оплакивает сего героического человека. Оставалось еще поделить сорок тысяч ренты; г-н Бушера подсчитал, что после оплаты долгов и пошлины на наследство остается всего лишь десять тысяч ливров: каких-то двести тысяч франков на всех наследников, да еще при условии, что эти судейские крючкотворы чего-нибудь не придумают. Вот и все, что удалось ему скопить за полвека службы.