Шевалье де Лоррен воротился к Месье как ни в чем не бывало; нашлась-таки добрая душа, воротившая его на праведный, а может, и гибельный для него путь. На эту незначительную новость никто и внимания не обратил; она, что пылинка, против гибели г-на де Тюренна и всего, что за этим последовало. И если Вам вдруг показалось, что подобные пустяки могли затмить столь значительные события, то Вы глубоко заблуждаетесь.
Г-жа д’Арманьяк разродилась сыном, у г-жи де Лувиньи тоже сын, а у г-жи принцессы д’ Аркур — дочь, у госпожи Герцогини неделей раньше также родилась дочь.
Прикладываю пакет для Корбинелли, по моим расчетам, он должен быть сейчас в Гриньяне. В нем письмо от м-ль де Мери.
Наш кардинал все еще в Сен-Мишеле. Сейчас ему напишу, там хорошо. Аббат де Понткарре прямо светится от Ваших писем; он их обожает, читает очень внимательно, потом мне пересказывает и благоговейно хранит. Вы не можете себе представить, до чего живо и увлекательно Вы рассказываете о самых простых вещах.
Мадмуазель прибыла на купания [151] По поводу принятия ванн в Париже пишет Франсуа де Бассомпьер в своих записках, что в Сене купалось одновременно до 4 тысяч человек. В июле 1666 г. д’Ормессон отмечает: «Стоит страшная жара, весь Париж с утра до вечера принимает речные ванны, среди мужчин, нимало не смущаясь, купаются и дамы».
; в Фонтенбло она ехать не хочет.
Сердечно целую г-на де Гриньяна и своих внучат, но Вас, моя милая, в первую очередь. Это все чушь, будто материнская любовь восходит по ступеням до безумного обожания внуков; моя все так же на первом этаже, и уж коли эта малышня мне дорога, то единственно из любви к Вам. Прощайте же, моя несравненная и самая любимая. Если вдруг г-н де Вард все еще в Гриньяне, передайте ему привет, пишите мне больше о Вашем житье-бытье.
Париж, среда 28 августа <1675>
По понедельникам больше писать не стану. Ума не приложу, как меня угораздило напутать тогда в датах. Знаю только, что писала Вам трижды: в понедельник, среду и пятницу, чтобы было что почитать. На этой неделе все оставлю как есть, ибо в понедельник уже писала, а потом вернусь к прежнему порядку. Если б можно было писать каждый день, я бы только порадовалась, впрочем, я иногда так и делаю, хотя ускорить отправку нет никакой возможности. С радостью я пишу только Вам, писать всем остальным душа не лежит, разве что по необходимости.
Истинно, не могу сдержаться, моя милая, чтобы лишний раз не помянуть г-на де Тюренна. Дело в том, что г-жа д’ Эльбеф [152] Элизабет Де Ла Тур д’Овернь (1635–1680) — вторая жена герцога д’Эльбефа, племянница маршала де Тюренна. Ее сын — Анри, герцог д’Эльбеф (1661–1748).
приехала на пару дней навестить кардинала де Буйона, и вчера они пригласили меня к себе на обед, чтобы всем вместе погоревать о нем. Там же была и г-жа де Лафайет. Как хотели, так и вышло; до вечера проплакали. Она привезла с собой дивной работы портрет этого героического человека, а скорбная процессия прибыла только к одиннадцати часам; все они, бедные, были в трауре и плакали навзрыд. Зашли какие-то трое господ и, взглянув на портрет, чуть было не отдали Богу душу. От их стенаний сердце готово было разорваться в груди; никто не мог вымолвить ни слова. Камердинеры, ливрейные лакеи, пажи, трубачи — все горько рыдали, их настрой передался и остальным. Первый, кто обрел дар речи, взялся отвечать на наши скорбные вопросы. Мы спросили об обстоятельствах гибели. В тот вечер он намеревался исповедаться и тайно отдал для этого необходимые распоряжения, а на следующий день, в воскресенье, собирался принять Святое Причастие. Он весь был в мыслях о предстоящем сражении и, отобедав, в два часа пополудни вскочил на коня. Свою многочисленную кавалькаду он остановил в тридцати шагах ниже на склоне, а сам решил подняться на холм. «Дожидайтесь меня здесь, дорогой племянник, — велел он юному д’Эльбефу, — в таком окружении меня легко могут узнать». Ближе к вершине он встретил г-на д’Амильтона, который сказал ему: «Сударь, выше подниматься не стоит; вы рискуете попасть под обстрел». — «Да, да, — отвечает маршал, — я только на минуту. Смерть в мои планы на сегодня никак не входит; все будет хорошо». Тут он поворачивает в сторону Сент-Илера, который со шляпою в руке обращается к нему со словами: «Сударь, не угодно ли Вам обратить внимание на батарею, которую я приказал расположить вон там». Тронув поводья, маршал едва успевает сделать два шага вперед, прежде чем в него попадает ядро, мгновением раньше оторвавшее Сент-Илеру руку вместе со шляпой; оно пронзает грудь нашего героя навылет, раздробив прежде кости руки. Сент-Илер остановившимся взглядом все еще смотрит в его сторону и видит, что он по-прежнему в седле. Конь испуганно метнулся к тому месту, где остался юный д’Эльбеф, голова всадника при этом ткнулась в луку седла. Конь внезапно замирает как вкопанный; тело сползает на руки порученцев. Маршал дважды медленно поднял веки, широко открыл рот, после чего замер навеки. Представляете, в это мгновение он был уже мертв; ядро вырвало кусок сердца. Крики, слезы. Г-н д’Амильтон приказывает всем замолчать и отрывает юного д’Эльбефа от бездыханного тела, в которое тот судорожно вцепился, зашедшись от рыданий. Набросили плащ. Перенесли в безопасное место. Замерли в молчании. Подъезжает экипаж; маршала отвозят в палатку. Едва живые от ужаса там собрались г-н де Лорж, г-н де Руа и другие, усилием воли им удается взять себя в руки, чтобы вспомнить о тяжком бремени, которое лежало на его плечах.
Читать дальше