Мишель Альба: NUMERO

Урсула буквально вросла в стену, но, вовремя сообразив, что ей не удастся ее пробить, и встреча со мной неминуема, ринулась куда-то в сторону, зайдясь в крике:

– Убивают! Спасите! Исчадие ада!

Навстречу ей, а, соответственно, и нам уже спешили стражи порядка. Я поняла, что не успеваю добежать до Керрадо. Речь шла о секундах. И он, быстро все просчитав, размахнулся и швырнул мне мешок, удачно приземлившийся у моих ног.

– Уходи! Возвращайся! Я задержу их. За меня не волнуйся.

Со скоростью, которой позавидовали бы служащие элитных армейских подразделений, я натянула джинсы, въехала в кроссовки, не упуская из виду Керрадо, развернувшегося к служителям церкви и, таким образом, прикрывшего меня.

Урсула, уже на безопасном для нее расстоянии, не успокаиваясь, надрывно взывала о помощи, таращась на мои превращения. Джинсы ввергли ее в новую волну истерии. Теперь она просто без перерыва, как заклинившая сирена, подвывала и взвизгивала.

Часть преследователей отделилась от основной массы и, вопя вразнобой, окружала нас.

– Летисия, быстрей…

И я вдруг догадалась, что он задумал.

Каких-то два метра отделяли его от входа в потайной коридор. И, когда я начну „колдовать“, Керрадо, воспользовавшись массовым гипнозом, туда спокойненько улизнет.

Мне отводилась коронная роль – отвлечь на себя внимание любителей зрелищ, даже и отдаленно не предполагающих, чему они станут свидетелями.

Подобный спектакль они, точно, вряд ли когда-либо еще увидят. Зрителям в первом ряду особенно повезло.

Лишь бы мои цифры не подвели.

Я начала отсчет:

– … 3… 22… 7……

Мелкая дрожь охватила тело. В голове загудело. И с каждой следующей цифрой меня штормило все сильнее.

– … 5…

Все вокруг подернулось зыбким туманом, через который я едва различала персонажей этой исторической драмы. Воздух, казалось, тоже вибрировал.

Кто-то истуканом застыл не далеко от меня, широко разинув рот от изумления. Где Керрадо?

– …12…

Он толкнул дверь в переход, не отпуская меня взглядом. Видимо, хотел быть до конца уверен, что опыт удался, и медлил до последнего, боясь оставить меня одну.

– …9 …

Пространство скрутилось в спираль, сжавшись до точки, в центре которой вращалась я.

Последнее, что до меня донеслось сквозь пласт веков, это слова Алехандро, уже исчезающего за дверью:

– Прощай, любимая.

Все спали, убаюканные монотонной колыбельной шелестящих двигателей и неярким светом лампы над входом в салон.

Летисия потянувшись, попробовала устроиться поудобнее. Но заснуть снова не удалось, что-то мешало. Некий раздражающий дискомфорт – как ни повернись, жестко. Она, недовольно приподнявшись, нащупала на сиденье кресла причину неудобства – какая-то книжка, ручка и… ежедневник.

Хм, это еще что? Странно. Раскрыв сумку, все забросила во внутрь. Наверное, перед сном она зачем-то встала, а, вернувшись, упала спать – снотворное превзошло все ожидания.

Вот и соседка рядом, милая старушка, спит, что называется, без задних ног. Даже рот приоткрыла. Ее голова периодически сваливалась набок, и она, вздрагивая, сонно что-то бормотала, вновь засыпая.

Летисия привычно взглянула на часики…, которых на запястье непривычно не обнаружилось. Забыла? В той спешке, что она собиралась, вполне возможно.

Поправив сползший с плеча старушки плед, Летисия встала и прошла в туалет.

Как-то неважно она выглядит. Темные круги под глазами. Опухшие веки. Надо потрясти косметичку. Восстановить красоту.

Вымыв руки, она еще раз взглянула на себя в зеркало, задержавшись на застегнутой невпопад блузке. А это как объяснить? Тоже „торопилась"? Ну, не до такой же степени.

На всякий случай, дернула замочек „змейки“ на гульфике джинсов. Хоть здесь все в норме.

Перестегнув блузку, Летисия смочила ладони и, приглаживая взлохмаченные волосы, поморщилась – проволока и то мягче. С чего бы это они так свалялись?

Придерживаясь за спинки кресел, дошла до своей „спальни“.

Смешные люди, когда спят. И трогательные. Вот, например, этот мужчина. Судя по дорогому пиджаку и золотой булавке в галстуке, он из тех, кто руководит. И в жизни он, наверняка, представительный и суровый. Но сейчас, во сне, его нижняя губа чуть оттопырилась, пузырясь в уголке слюной, крупный нос слегка сморщился, что придало лицу плаксиво-капризное выражение топающего ножкой ребенка.