Татьяна Коростышевская - Уездный детектив. Незваный гость

– Давай, букашечка, не мешкай, эдакой образцовой скорбью лучше из окна любоваться.

– Прощай, – взобралась я по ступеням.

Он помахал рукой. Сверху мне было видно, как Ева Головина рыдает на груди Крестовского. Он придерживал ее за плечи, белые бутоны белокрыльника красиво контрастировали с траурным нарядом.

В окно купе я смотреть не стала, даже шторки задернула, чтоб соблазна не ощутить.

Соберись, Геля, личные мысли долой. Ты на задании, а голова твоя таким образом устроена, что только одну думу помещать может.

Четверть часа до отправления я провела, прикрыв глаза и откинув голову на подголовник. «Блохин Степан Фомич – покойный пристав, чародей, подозрение на безумие, призыв к стихиям, мнемотехника, подпол, деньги, возможно, клад. Чародейские стекла. Зачем? Губешкина Захария Митрофановна, шестидесяти лет, мещанка, гадалка, творческий псевдоним – провидица Зара, черноглазая, чучело нетопыря. Ласкательно – Захарочка. Старая дева. Химеров Федор Игнатьевич, в Крыжовене, возможно, не проживает, мещанин, родом из Нижнеградской губернии, маклер паровозной компании», – повторяла я блокнотные записи. Память у меня зрительная, чтоб не забыть, мне сперва буковками все записать требуется, зато потом перечитывать не нужно.

Состав дернулся, громыхнули сцепки вагонов, мы тронулись.

Крыжовень… Экая ты, Геля, дурында, ничего про городок заранее не вызнала – ни населения, ни живет с чего. Давай теперь, подключай воображение, с которым у тебя, если начистоту, не особо. Население, предположим, тысяч пять, иначе и городом бы не прозывался. Ветку железнодорожную недавно добросили, стало быть, торговля пошла бойчее. Торговля, следовательно, гильдейские купцы. Наверное, и улица у них там имеется чистая, с домами белокаменными. Ай, ладно. Что я, провинции в жизни не видала? Сама из нее происхожу.

Кожу на груди кольнуло, оберег потеплел. Кто-то из коллег чародеит, но на зов не похоже. Запахло скошенным лугом, теплым из-под коровы молоком и близкой грозой. Зорин, его колдовство. Я открыла глаза, увидала на коленях небольшой сверточек вощеной бумаги и зашуршала ею, ощущая, как подвеска-буковка остывает под корсажем платья. В свертке оказалась атласная коробочка, в какой ювелирные безделушки дарить принято и записка на розовой подарочной открытке. Твердым почерком Ивана Ивановича там стояло:

«Маленький презент чаровнице Жуже от трепетного воздыхателя, на память о долгой кафешантанной ночи».

Я хихикнула. Ночь действительно была долгой. Мы с Зориным до самого рассвета филерами службу несли у кафешантана, влюбленную парочку изображали, он – купца заезжего, я, соответственно, развеселую девицу с собачьей кличкой. К слову, влюбленных изображать я предпочитаю именно с Иваном, за его широкой спиной и перекусить можно без опаски быть замеченной, и даже вздремнуть.

Что там? Любопытно…

На атласной подушечке лежала ракушка, похожая на домик улитки или вовсе на кукольное ухо. Поддев безделушку пальцем, я ее вытащила и рассмотрела со вниманием. Не ракушка – мрамор обточенный, размером с ноготь большого пальца, ни петельки для подвеса, ни резьбы для украшения, только глубокая борозда неправильным полукругом.

Открытка в левой руке вдруг вспыхнула зеленым чародейским огнем. Я вздрогнула, но пламя не обжигало, и вскоре на пол осыпалась горстка бумажного пепла. Осторожен наш Иван Иванович, следов не оставляет. Но оно и понятно. Супруга Зорина, Серафима Карповна, особа столь ревнивая, что попадись ей эта записочка на глаза, сначала прибьет нас до смерти, изменщиков, а после разбираться будет. Разберется, остынет, поплачет о любезном Ванечке и подруге верной Евангелине. Может, и на том свете разыщет, чтоб извиниться, сил блаженной Серафиме хватит, только вот оживить обратно не сможет.

Обтерев пальцы о подол, я продолжала изучать вещицу. Ну хорошо, резьбы нет, а что насчет рун чародейских?

Рабочие очки привычно охватили дужкой переносицу, в глазах зарябило от мерцающих колдовских знаков. Так-так… Это амулет, производства кустарного, донельзя мощный. И куда мне его? Раз Зорин письменной инструкцией презент свой не сопроводил, стало быть, уверен, что сама догадаюсь. Вспоминай, Геля.

Кафешантан, нарядная толпа, афишная тумба, разносчик со сбитнем… Ты греешь руки о кружку, болтаешь весело, не забывая зыркать на дверь. Задание было выследить некую даму, отправившуюся на тайную встречу с некоей венценосной особой. Дама так и не явилась, вы до утра с Зориным мерзли, болтали о всяком. Ты еще жаловалась Ивану, что из-за его дел амурных окончательно с Жозефиной рассорилась. Жозефину, певичку знакомую нашу, Матреной на самом деле кличут, но это сейчас не важно. Я сетовала, что, останься мы с нею приятельницами, можно было бы по очереди в ее уборной отогреваться. А Зорин делал страшные глаза, представляя, что на эти «отогревания» его всевидящая супруга сказала бы. Она-то не в столице нынче, и явится не скоро, но прознала бы непременно. Я хохотала. Нет, не то… Вот! Через улицу два господина стояли вида самого злодейского. Иван, тоже их заметив, ниточку колдовскую протянул, чтоб нам их беседу подслушать удалось. Разговор там оказался пустой, не по нашей части, но само чародейство меня немало впечатлило.