Татьяна Коростышевская - Уездный детектив. Незваный гость

– Разберусь, – махнул рукой Мамаев и вышел за дверь.

Зорин запер шкаф с документами и теперь надевал зимнюю чиновничью шинель, стоя у настенного зеркала.

– Меня у извозчика обожди, – попросил Крестовский, – нам почти по дороге.

– Митрофан, – позвала я, – присаживайтесь поближе, нам с вами долгий разговор предстоит.

– Разработайте легенду, – кивнул шеф, – простенькое что-нибудь, без театральных эффектов. Вы, Губешкин, расскажете все, что о тетушке помните, а вы, Попович…

Чинопочитание во мне очень развито, лишь поэтому я не зарычала на непрошеные советы, а вежливо попрощалась с Иваном. Крестовский вибрировал как железный прут на морозе, с ним такое бывало, если дело спорилось.

Мне стало грустно. Дело его я знала, а лучше б не знать. «Почти по дороге». От имперской канцелярии через площадь наискосок в приказ темнейшего Брюта. Сама там утром с визитом была. Что там говорил Юлий Францевич?

– Ровно к пяти после полудня примчится ко мне ваш великий Семушка.

Я посмотрела на часы. Без четверти.

– Евангелина Романовна, – велело весело начальство, – вы уж дождитесь меня нынче.

– Всенепременно. У меня как раз бумажной работы накопилось. Допоздна ждать?

Семен ответил беззвучно, шевеля губами:

– За каждую минутку рассчитаюсь.

Я покраснела томно. Этими губами со мною обычно и рассчитываются.

Шеф убежал, я отдышалась и приступила к опросу. Со мной наедине Митрофан был гораздо бойчее, да и на «ты» мы перешли безнадзорно. Про тетушку он помнил немного, в Крыжовене у нее гостил в столь юном возрасте, что запомнил лишь чучело нетопыря у нее над столом. Виделись в последний раз на похоронах Митрофана Митрофановича Губешкина, секретаря разбойного приказа. Я выразила соболезнования и отложила карандаш.

– Родительскую стезю для себя избрал? Похвально.

– Почерк у меня больно замечательный, – смутился Митрофан.

– Исключительный, все про то говорят.

Дверь кабинета отворилась, впуская Эльдара Давидовича.

– Хорошая новость: прямой поезд существует, тот же, что и до Змеевичей, похуже – ходит он раз в неделю, и совсем плохая – следующего неделю ждать.

– То есть, – заметила я, – сегодняшний уже ушел?

– В семь отходит, – вздохнул Мамаев.

– Так два часа еще!

– Геля, – погрозили мне пальцем. – С бухты-барахты такие дела не делаются.

– На извозчике на квартиру, – вскочила я и принялась суетливо прятать в стол бумаги, – платья в сундук побросать – и сразу на вокзал! Митрофан, не спи, пиши письмо, сургуч вон возьми запечатать.

– У тебя билета даже нет, – напомнил Эльдар.

– В кассе куплю.

Рукава шинели путались, я, чертыхаясь плохими словами, пыталась попасть в них.

– Готово, – сказал секретарь, оставляя на коричневой кляксе оттиск гимназического перстня.

– Спасибо, – схватила я конверт. – Документы на должность пристава, которые Семен Аристархович выдать обещал, следом вышли, почтой. Только на адрес тетушки, а не в местную управу. Это важно.

– Как раз на морковкино заговенье дойдут. – Мамаев тоже одевался.

– Так наложите на них ваши скоростные арканы, господа великие чародеи. Хоть какой от вас толк будет, – огрызнулась я. – Ты куда собрался?

– Провожать, – галантно ответил Эльдар. – Ругаться с носильщиками, убеждаться, что попутчики тебе попались не совсем злодейского вида, а пуще прочего, скрываться от разъяренного начальства, которое непременно шкуру с меня спустит за то, что тебя отпустил.

– Остынет, – пообещала я, – еще раньше, чем встретитесь.

Секретарь на дорожку меня перекрестил.

Извозчика взяли приказного, не сани, легкий фаэтон с обмотанными по зимнему времени цепями колесами. Чародей еще пассы некие руками произвел для легкости хода и во избежание скольжения.

– Давай, букашечка, – предложил Мамаев, когда повозка тронулась с места, – расскажи дядюшке Эльдару, что с тобою приключилось.

– Задание у меня, дядюшка, вот что.

– С самого утра места себе не находишь, глаза красные, стало быть, ревела, смеешься громко, да все невпопад, – перечислил чародей. – Вчера спокойна была, свидание тайное предвкушала. Или кавалер, тот самый тайный, обидел?

Я посмотрела в спину возницы.

– Мне бы, Эльдар Давидович, не хотелось с вами на службе личные дела обсуждать.

До благонравной Цветочной улицы ехали молча. Слезы на щеках льдисто покалывали, но я их не стирала, чтоб спутник не видел моего плача.

– В коляске обожди, – попросила я весело Эльдара и чуть не вприпрыжку, демонстрируя радость, побежала домой.