Ирина Клюшина - Улица Лунных кошек

– Сзади тебя раковина, – то снимала, то надевала очки кошка, разглядывала фонарик. Казалось, перышко парит в нем.

Егор обернулся и увидел у стены, недалеко от вешалки крохотную раковину, в которой можно было помыть разве что чашку из-под чая. Чересчур тут все было эргономично, ничего не мешалось и появлялось только в нужный момент. Где же это все хранилось и сколько еще богатств и ушастых кастрюлек там спрятано?

Домыв руки и не комментируя появления раковины, Егор обтер их о спортивные штаны табачного цвета. В местах, где попала вода, ткань заиграла пегими пятнами неоднородного цвета. С печальной надеждой он произнес:

– Испортил я все. Руки-корявки у меня.

– Ну, почему сразу корявки? – не отрывая глаз от фонарика сказала Гудара. – Ты сделал что-то новое и я не знаю плохо ли, хорошо ли.

– Откуда взялось это перо? И сквозняк тот некстати ворвался. Я бы предпочел ничего не делать, особенно, когда чувствую, что промахнусь или не получится, то срабатывает критическое удача.

– Скажи мне, а какую музыку ты любишь? – не слушая Егора продолжила Гудара.

– Да, разную люблю. Все зависит от настроения.

– Иначе вопрос задам. Тебе нравится рок или Моцарт?

– Фу-у-у, только не Моцарт. Только не эти сопливые нотки клавесина.

– Так ты слушал Моцарта? – Гудара смеялась и смотрела на Егора. Какой же он смешной в своих суждениях, милый и прямолинейный. – Знаешь слово «клавесин».

– Знаю и что? Вот к примеру, рок мне нравится больше, а Моцарт – старье.

– А я не про старье тебя спрашиваю. Если ты посмотришь на это с точки зрения классической музыки? Когда-то только Моцарта называли классикой, а рок был новым направлением в музыке. Ты можешь назвать рок классикой?

– Да! – твердо ответил Егор.

– Тогда выходит, что твои руки-корявки изобрели новое и думаю, что очень скоро в фонариках появятся не только перья, – Гудара замолчала, она думала.

Радуга в ушастых кастрюльках варилась на медленном огне, чай швыркался и теплыми струйками проскальзывал в улыбчивые рты, руки Егора и лапы Гудары держались за тепло в кружках.

– Помешай радугу и тяни вверх. Она не должна подгореть, – Гудара дыхнула на свои лапки. – Что-то холодно мне. А ты не мерзнешь?

– У меня не подгорит ни радуга, ни картошка, – подмигнул он, не ответив на ее вопрос. – Знаешь, какой я мастер в жарке картошки? Я могу часами говорить про то, как аппетитно она выглядит, как вкусно пахнет, а жаренки какие делаю… закачаешься, – Егор потянул ложку вверх, радуга слилась с ложки.

– С ложки не должно стекать. Радуга открывает путь в любую сторону времени, пространства, энергии, считай, что она некий трансформатор. Если она будет жидкой, то это попросту вкусная конфета. Попробуй на вкус.

– Не. Я боюсь это есть. Сама попробуй.

Гудара протянула ложку, зачерпнула радугу, лизнула варево Егора и промурлыкала себе под нос что-то еле слышно.

– Ну, как на вкус?

– Радуга.

– Я понимаю, что не огурец. На вкус какая?

– Попробуй и узнаешь, – она смотрела на Егора и думала о том, как справиться с тем, что ждет их впереди.

Он взял ложечку из ее лап, скривился, но лизнул радугу.

– М-м-м. Неожиданно…

Вкус находился не на языке, он проник под кожу, тело наполнилось разноцветным варевом. Егор взял с полосатого блюдца зрюн-печенье и откусил, запив чаем, комната поплыла под ногами.

…На полу лежала разбитая чашка. Женщина сидела на коленях и собирала осколки, молча плакала. Мальчик лет пяти в синих колготках, белой футболочке стоял рядом и в оцепенении смотрел на нее, мужчина отчаянно жестикулировал.

– Ты не можешь так поступить. Нельзя! Ее больше нет, но есть он и прошу останься матерью. Ты можешь меня не любить, но только не его, – в надежде рукой показал на мальчика.

– Не-мо-гу, – надрывным горлом ответила женщина и сжала в руках, собранные осколки, на пол медленно плюхались красные капли крови.

Мужчина поднял на руки мальчика и вышел из кухни, дверь захлопнулась…

Егор рухнул на пол, комната поглотила звук падающего тела. Кошка аккуратно обошла Егора, наклонилась над ним, тот ровно дышал. Холодными подушечками лап Гудара потрогала лоб Егора, он открыл глаза.

– Жив?

– Жив. Только я не п-понял, что это бы-было? – от волнения Егор начал заикаться.

– Нужно успокоиться, – Гудара провела мягкой лапой по его голове.

Видение оказалось коротким, но ярким. В согретой варевом комнате по телу бежал озноб и не собирался останавливаться. Тогда Гудара достала из духовки теплое одеяло и накрыла трясущегося Егора, он попытался закрыть глаза, но в страхе открыл их вновь и спросил: