Ирина Клюшина - Улица Лунных кошек

Утром, пробираясь сквозь толщу пешеходов по обледенелому проспекту, когда город только просыпался, спешил парнишка лет шестнадцати. Черный пуховик с красным и желтым накладными карманами покрывал его фигуру до пят, на голове бесформенный капюшон, за спиной печально болтался засаленный черный рюкзак с оторванным боковым карманом для бутылки. В отличие от хозяина этого рюкзака карману явно было весело, и он приветственно махал прохожим.

«Почему так сложно понять, что я – человек? Совсем не важно какого цвета у меня волосы, прямые ли у меня ноги, – отворачивался от резкого колкого снега парнишка. – Да пошел ты!» Этот разговор в своей голове он прокручивал уже не первый раз. Но когда разговаривал с отцом, отвечал иначе. Почему-то заикался и чувствовал себя ничтожеством, косноязычным червяком.

Сегодня произошла очередная стычка с отцом, будто что-то надломленное вот-вот совсем отвалится, и отмотать назад, переиграть, уже не получится.

«Рот закрой, сопляк! Возомнил себя взрослым! – лицо отца покрылось пунцовыми пятнами, ноздри от напряжения побелели. – Егор, стой, кому говорят!»

Когда Егору было пять лет, погибла младшая сестра. В семье не поднимали эту тему, но чувство вины мигало красной лампочкой каждый раз, как заходил разговор, хотя бы отдаленно будоражащий воспоминания того самого лета. В силу маленького возраста, а, возможно, из-за эмоций, заграбаставших целиком, потянувших на дно в самую темень подальше от мира, Егор не мог ничего вспомнить о страшном событии.

Когда мама ушла, все пошло кувырком. Вместе с отцом они прожили ровно одну неделю, после чего баба Алла забрала Егора жить к себе, она заменила Егору и маму, и папу.

Бабушка хранила молчание, всегда старалась уйти от неудобной темы. «Нельзя винить ребенка. Да, потеряли одного, но искалечить жизнь другому ребенку… так и жить тогда не стоит», – эти слова он услышал случайно, когда играл в прятки с детьми. С кем говорила бабушка, он не смог разглядеть в щель забора хоккейной коробки, как ни старался. Перед сном бабушка часто прижимала голову Егора к груди, подолгу гладила, целовала в макушку и говорила: «Всему свое время». Чему там свое время, Егор не мог понять. Прижимаясь, почти засыпал от ее ласковых поглаживаний, и ему казалось, что мама рядом, что сейчас он откроет глаза, а мама улыбнется ему, возьмет на руки и скажет: «Егорка, какой ты у меня большой», – закружит с ним, они упадут на ковер и будут долго смеяться.

Отношения с отцом по началу были хорошими, только из-за частых командировок виделись редко, он мог неожиданно уехать по работе на две недели, а мог задержаться. Любовь имела огромную силу, и утрата объединяла их крепче любого цемента, словно страхом одиночества окатывала обоих. При встрече отец и сын не замечали вокруг себя ничего, мир существовал крупными мазками, как часть декораций. Приезда отца Егор ждал с трепетом, отсчитывал дни и даже часы. Отец неизменно приезжал с игрушкой, а если случалось не купить игрушку по дороге, шли в кино, однажды отправились на хоккей. Егору не нравился хоккей, но побыть с отцом означало – окунуться в океан любви и заботы, где все только для тебя.

Годы шли, и сын подрос, близкий сердцу и самый родной превратился в ершистый комок, разноцветного и непонятного, почти чужого человека. Отец Егора видел именно таким и не скрывал этого.

Сейчас, идя по утреннему проспекту Егор злился на отца, тот обсмеял его цвет волос. «Да зеленый! И что? – раздувал щеки Егор. – Почему сразу урод? Почему сразу не пойми кто? Кто именно меня понять должен, и как он определит, кто я? Бабушка бы поддержала меня, а ты только бесишься!» – Егор вдыхал морозный воздух и торопился на встречу, которую больше откладывать нельзя. Сегодня он поставит точку, и она должна будет его выслушать. Только бы адрес был верным.

Егор сидел на асфальте, добро посыпанном солью, и не мог понять, как очутился здесь, у дома со странной адресной табличкой «улица Лунных кошек». Вспомнил, что искал дом двадцать семь на каком-то проспекте, а перед ним таращил свои окна-глаза одноподъездный дом с мягкой дверью, точно сшитой из лоскутков ткани. Дом цвета голубой лазури, с желтыми, розовыми, красными и синими прожилками был похож на размалеванный листок малыша, что учится держать карандаш в руках.