Вадим Чиндясов: Мальчик из сундука

… Паутина безлистых веток. Весна. Знакомая аллея. Сквозь ветки видно ясное майское раздолье. И даль. Редкая в этом городе даль, когда можно смотреть и не спотыкаться взглядом о дома и машины.

Я привык ездить на работу и домой в метро, потому что машина была сущим неудобством в Большом городе. Целую вечность я не садился за руль своей машины.

Изо дня в день всё повторялось. Вот и сейчас. Вагон. Меня внесло в людскую лаву, быструю в середине потока и замирающую у стен, и я потянулся вниз. Целый час времени впереди. Дыхание толпы сливается, в ухо дышит одно целое гигантское существо.

Утром всё повторится. Невкусный городской воздух на улице будет подгонять меня, заставит сбиваться с ровного шага. Спешка. Плавность начатого утра начинает рваться, а я чувствую, что уже не успеваю занять свое место за рабочим столом вовремя. Впереди маячат три квартала миров, галактик, азбук, империй и одного рая. Дальше – высота, кабинет и окно с видом на стройку.

А в то странное утро улица просто захлебывалась. Машины стояли везде. Даже казалось, что из подъездов тоже должны вот-вот показаться хромированные морды. На глаза, помню, попался красавец-автомобиль. Я даже почувствовал, как он бесновался, словно хотел растолкать мелкопородистых собратьев, яростно рыкал, но полз в потоке. Он злился всеми своими сотнями лошадей под капотом, и, казалось, должен был сейчас вскочить на спины ползущих рядом и затоптать их, чтобы прорваться к широкому жерлу проспекта.

В тысячный раз, лавируя, мимо проехал Фидель – мотоциклист с роскошной бородой кубинского вождя и в фуражке военного кроя, как у самого Фиделя. Даже штучный мотоцикл под ним напоминал о революции и свободе – не хватало только крупнокалиберного вороненого пулемета прямо на руле.

По Фиделю я обычно сверялся, насколько опаздываю. Если великолепный он и я, весь в мыле, появлялись на этой улице одновременно – значит, порядок, я ещё успеваю. Точность Фиделя была невероятной, он, наверное, просто не видел пробок на улице. Мне казалось, что этот наездник везет на себе время.

Сегодня дело обстояло совсем плохо – Фидель, похоже, въехал на эту улицу около десяти минут назад и сейчас пытался проехать эти три квартала хотя бы на одном колесе. Улица замерла, и быстро перебежать ее можно было только по крышам домов или авто.

И вот тут меня снова погрузило в какую-то вату. Через считанные мгновения меня выбросило назад, на солнце, на природу. Откуда-то из последних сил даже прилетела порция свежего воздуха, устав бороться с углами. В толчее это было трудно почувствовать, но возле сердца у меня щелкнули маленькие щипчики.

Я вздохнул. Проблеск мира исчез за дальней высоткой. На этом было все.

После работы я отправился прогуляться и, пребывая весь в себе, забрёл в другой район города. И что я тут забыл? Возвращаться пришлось на автобусе. Дома я разгребал горы бумажного мусора из почтового ящика, размышляя о своих странностях. В сотый раз зарекался брать эту бумагу в дом, но мусорить в подъезде мне не хотелось, был не приучен.

Из стопы бестолковых буклетов и газет выпал маленький сложенный листок. Желтоватой птичкой он нырнул под стол. Помню, что мне не хотелось лезть за ним вниз, но я почему-то пересилил себя и подобрал его. Внутри листка была ссылка на какой-то сайт. Надо же, и даже пароль.

– Мало мне мусора, – мой нос против воли сморщился.

В эту минуту я вспомнил о Берте. Да, пришло время вечерней прогулки. Давно уже терпит, бедняга. Я встряхнулся и выбросил комок в мусорную корзину. Жаль пса, раньше он мог гулять целыми днями.

Ночью мне почему-то опять не спалось. Раньше, ещё до переезда в Большой город, я считал ночи самыми счастливыми часами. Свет уличных фонарей превращался в полосы и осколки и отражался на стенах. В душе начинало теплиться, и я обязательно брался за кисть. Да, я писал картины в полумраке! Я называл это «при свете своих глаз и греясь своим дыханием». И мне нравилось то, что получалось. Как будто бы на помощь глазам приходили остальные чувства и разбирали картину каждое на своём языке.

Здешняя тьма всегда была холодной и не согревала меня. Но в ту ночь не только в ней было дело. Я долго ворочался, а Берт за спиной всё время поднимал голову при моих движениях. Обычно он крепко спал, и его мало тревожила моя бессонная возня. Вдруг я заметил, что бумажный комок лежит рядом почти рядом с моей кроватью на полу. Корзину для бумаг опрокинул Берт, когда мы вернулись с прогулки.