Дмитрий Вернидуб - Корона Лесной феи

Уткинс громко кричал, а за ним, держась за ручку трехколесной повозки, летел призрак, завывая что-то и жутко хохоча. Вполне естественно, что Уткинс с Модлом не поздоровался: он был серьезно занят. Зато покойный паромщик Брю Квакл, прозрачный, как лунный свет, внезапно обернулся, вытаращился на Модла и показал ему язык. Почтенный невысоклик, сидящий в куче жидкого навоза, от удивления и ужаса едва не откусил свой собственный.

Когда тачка съехала с пригорка и промчалась мимо модловского двора, старый огородник обрел, наконец, дар речи. Невнятные фразы его сводились примерно к следующему: «Куда-а-а мы-ы-ы-у-у?»

«Куда-куда! — крикнул призрак ему в ухо. — К Зузиле, запинай ее баклан!»

Судя по всему, Уткинсу только этого и не хватало. Упоминание тетки Репейника вызвало нервное подпрыгивание и желание покинуть транспортное средство. Но тачка катилась стремительно, да и загробный Брю не предпринимал попыток ее остановить, скорее, даже, наоборот.

До тетки Зузилы, даже с такой скоростью, ехать было долго. И Брю, несмотря на протесты папаши Уткинса, постарался объяснить цель назревающего визита.

Призрак предполагал, что пергамент с завещанием некого Хранителя, найденного в свое время в гроте Кронлероном, может находиться у старухи. В очередной раз перебирая в памяти подробности передачи в школу коллекции учителя Дюка — прадеда Олли, паромщик вдруг ясно вспомнил, что именно их с Уткинсом одноклассница Зузила помогала овдовевшей прабабушке Олли выбрасывать всякий, как та считала, мусор на помойку. И как раз в тот день он встретил Зузилу, по обыкновению волокущую к себе домой кучу хлама.

Зузилу надо было знать. За всю жизнь Питова тетка не выкинула и сломанной зубочистки. Невероятная тяга к складированию всяческой ненужности преследовала ее с детства. Оба бревенчатых сарая, стоявшие во дворе ее дома, были битком набиты самыми невероятными в невысокликовском хозяйстве вещами.

Во время недавнего потопа пожарные снимали старуху с крыши одного из них, а она цеплялась, чуть не зубами, и орала «Добро пропадет!» Однако каким-то чудом и дом, где раньше в каморке под крышей обитал Репейник, и сараи во времена бедствия уцелели.

«Свиток нужно обнаружить и изъять, — растолковывал очумевшему Уткинсу паромщик. — Это дело жизни и… жизни, промотай ее моллюск!»

«Чьей?!» — воздев руки, возопил Тинин папаша, с треском влетая в калитку старой барахольщицы. «Твоей!» — брякнул в ухо Брю, ускользая под крыльцо. Тачка, наконец-то, снизила скорость и плавно остановилась у ступенек.

Зузила не заставила себя ждать. Приземистая, слегка кособокая фигура выросла как из-под земли. Блеклые на выкате глаза и собранные в пучок волосы делали старуху похожей на лягушку.

Мрачная подозрительность, с которой она смотрела на сидящего в тачке Уткинса, ничего хорошего не сулила.

— Разъезжают тут всякие, в чем попало, а потом калитки ломаются, — каркнула Зузила, ткнув для наглядности пальцем в сторону забора.

— Починим, починим, сию минутку, — папаша Уткинс одновременно пытался раскланиваться и вылезать из тачки.

Трюк не удался, и в результате почтенный невысоклик ткнулся лысиной в землю. Питова тетка задумчиво наблюдала за незадачливым визитером.

— Так, так… И зачем пожаловал? Мне тут цирк не нужен.

— Меняться! — неожиданно для себя услышал Уткинс.

Загробный Брю знал, что говорил. Больше всего на свете старуха любила пополнять свою коллекцию хлама за счет обмена с соседями. В такие минуты душа ее пела.

— Меняться? А что надо? — в рыбьих глазах Зузилы отразился неподдельный интерес.

Папаша Уткинс, наконец, занял вертикальное положение.

— Нужен с-свиток… Кусок пергамента с бу-бу-квами, — пояснил он, вопросительно поглядывая на щель под крыльцом.

— Может, и найдется. А что предлагаешь? — грозно надвинулась старуха.

Уткинс начал лихорадочно соображать, мысленно перебирая всякий садовый инвентарь. Но лопаты, лейки и тяпки Зузилу мало интересовали. Зато тачку она так и сверлила глазами.

— Нет, только не это! — запротестовал знатный огородник.

Сменять новую трехколесную тачку на какой-то древний свиток — это в голове не укладывалось. Но хозяйка уже уковыляла к сараям.

Загробный Брю сразу же выпорхнул из укрытия:

— Соглашайся, жмот коралловый!

Пока папаша Уткинс возмущенно глотал воздух, не находя слов для достойного ответа, старуха вернулась с целым ворохом пергаментных свитков. Тут даже усопший потерял дар речи. Хламонакопительские способности тетки Зузилы явно недооценили.