Надежда Мамаева - Дропкат реальности, или пособие для начинающего шулера (СИ)

Илас, мысленно похваливший себя за предусмотрительность (кожух, несмотря на дыры, оставленные болтами, согревал), развлекался тем, что уклонялся от того, что и ударом‑то стыдно назвать. Наконец, когда этакое времяпрепровождение мужчине надоело, он в очередной раз не стал уходить с траектории разбега мальца, а просто поставил подножку. Леш, не ожидавший от врага такого коварства, растянулся на стылой земле, выпустив из рук свое грозное оружие.

Меч обиженно звякнул, словно жалуясь на неуклюжего хозяина. Наклонившись, Илас поднял орудие устрашения супостатов. Вблизи засечек на лезвии оказалось еще больше. Компанию им составляли и пятна ржавчины, прочно квартировавшие в основании крестовины.

Уперев острие в основание ключиц неудачливого вояки, Илас с прохладцей поинтересовался:

— А теперь еще раз. Кого ты здесь искал?

Леш старался быть храбрым, старался быть смелым, как те герои из легенд, которых восхваляют менестрели на ярмарочных площадях, услаждая интерес зевак. В балладах всего‑то нужно быть смелым и отважным, и ты одержишь победу, кося драконов и иродов полчищами. Но почему‑то сказители никогда не упоминали, что те герои были хорошо экипированы, имели немалый боевой опыт и группу поддержки в виде небольшого, но надежного войска. Это как минимум. К сожалению, реалии были далеки от сказаний. Парнишка осознал это сейчас, ощущая спиной холод, идущий от земли. Умирать не хотелось.

— Всерррадетеляяя. У него амулет есть, — выдавил Леш, сам себя презирая за сказанное. Голос его дрожал, а в душе боролись два чувства: желание отомстить за отца и здравый смысл, подсказывающий, что для осуществления некоторых планов стоит найти противника помалахольнее.

Мужчину же заинтересовали последние слова недоросля, и он решил уточнить:

— А что это за амулет?

Леш сглотнул, про себя решив, что не произнесет больше ни звука. Капли крови, выступившие из‑под лезвия, стали весомым аргументом в пользу диалога.

— Владыка сам попросил сделать амулет, способный излечить любые раны и болезни, специально для него, — парнишка замолчал, переводя дух.

— И ты сделал? — квинтессенция сомнения в голосе мужчины была почти материальна.

— Не я, мой отец, он… с даром был. Сделал. Хозяин амулета никогда не будет болеть, его невозможно будет убить или отравить.

Илас изогнул бровь и поинтересовался:

— А что будет, если снять амулет?

Леш, которому порядком поднадоело лежать, попытался принять хотя бы более удобную позу для беседы и поерзал. Была затронута его любимая тема: амулеты. Раньше малец мог часами слушать объяснения отца. Но в миру с кем поговоришь о таком? Мигом на костер отправят. А сейчас — терять‑то особо нечего, даже жизнь, вон, и то не в руках хозяина. И осмелев, парень пустился в разъяснения.

— Все зависит от того, в каком состоянии был хозяин в тот момент, когда отдавал амулет и сколько раз подвеску приходилось использовать по прямому назначению. Каждый раз, когда амулет активировался, у его носителя отнимались непрожитые годы. И если снять украшение, владелец может вмиг постареть, и вылезут наружу те болячки, от которых амулет излечил.

— А если владел амулетом недолго, а когда его снял, чуть не умер. Тогда это что значит?

Леш попытался пожать плечами и разворошил заиндевевшую листву, что коричневым ковром покрывала все окрест.

— Наверное, это значит, что хозяин сейчас смертельно болен…. — протянул недоросль неуверенно.

Илас еще раз скептически оглядел мальца и, отведя острие от горла поверженного противника, по — простому сунул меч под мышку.

— Всерадетеля здесь нет, в этом можешь быть уверен. А теперь проваливай, и впредь учись оценивать противника.

Не говоря больше ни слова, мужчина развернулся и зашагал к дверям.

Леш остался сидеть на земле. Ноги его предательски дрожали, а пальцы непроизвольно перебирали жухлую траву, торчащую из кочки. Наконец он поднялся, инстинктивно сжав в кулаке выдернутый травяной пук, и упрямо мотнул головой. Но Илас этого уже не видел.

— Зачем ты с ним так?

Вассария, слышавшая весь разговор, внимательно рассматривала братца.

— Пусть лучше ненавидит меня и живет этой ненавистью, чем сложит голову на костре инквизиции, в попытке отомстить за отца всерадетелю.

Девушка ничего не ответила. Илас, на которого напало несвойственное ему красноречие, соизволил продолжить:

— Теперь понятно, почему ты сознание потеряла. Скорее всего, простудилась и, если бы не эта побрякушка, лежала бы сейчас, трясясь в лихоманке. Так что пока ее не снимай, мало ли…